— Рихтер! Рихтер! Марк! Да черт бы тебя побрал.

Быстро забежав на кухню и щелкнув кнопкой электрического чайника, Рита метнулась к двери спальни Марка и заколотила в нее кулаками.

— Эй! Вставай! Вставай, ты же обещал!

Ответом была тишина.

Рита, разозлившись, дернула на себя дверь — та оказалась незапертой. Слабый свет из коридора высветил огромную кровать. Посреди нее, разметавшись на темно-синем постельном белье, спал Марк. Мимолетно отметив красивую спину с рельефными мышцами, Рита подошла ближе и, на мгновение заколебавшись, схватила его за плечо. От ощущения горячей голой кожи у нее внутри неожиданно разбежались колючие искры, словно неисправная проводка закоротила.

— Рихтер, вставай! — затрясла она Марка. — Надо ребенка кормить!

Он заворчал, сонно и раздраженно, словно разбуженный медведь. Не открывая глаз, дернул Риту и, уронив на кровать, подгреб ее к себе, прижав рукой и ногой. Сильной горячей ногой с жесткими волосками. Вашу же мать…

— Ты охренел?! — зашипела Рита, извиваясь и пытаясь выбраться. Широкая ладонь сместилась с ее плеча и легла на грудь, уместив ее в себе, точно в чаше. Рихтер что-то одобрительно заворчал, а разъярённая Рита изловчилась и двинула локтем ему под дых. Сильно. И, наверное, больно. Потому что Марк тут же подскочил на кровати и широко распахнул сонные голубые глаза.

Потом перевел ошалевший взгляд на Риту.

— Какого хрена ты делаешь в моей кровати?

И тут громко и отчаянно заревел Арсений, который, видимо, уже устал ждать, пока его кто-то наконец покормит.

— Ты проспал! — выпалила Рита, с досадой понимая, что заливается краской. Нечестно! Черт побери, это просто нечестно. Лапал во сне ее Рихтер, а стыдно почему-то ей.

Арсений снова требовательно заорал.

— И чтобы разбудить, ты решила залезть ко мне в постель? — хриплым со сна голосом проговорил он. — Оригинально.

— Да пошел ты, — огрызнулась Рита. И побежала на кухню. Работы тут в целом было на пару минут. Разбавить кипяток холодной водой до нужной температуры, вылить в заранее подготовленную бутылочку с пятью ложками смеси, взболтать — и рвануть к негодующему малышу, который не понимал, почему сегодня все так долго.

— Вот, вот, маленький, прости, — Рита протянула бутылочку Арсению, и тот жадно присосался к ней. Голодный…

Откуда-то издалека зазвонил телефон, который тут же выключился. А через пару мгновений в детскую зашел недовольный Рихтер, который успел уже надеть футболку и шорты.

— Вот только сейчас три, — недовольно сказал он. — Я специально будильник себе ставил.

— Арсюша, — закатила глаза Рита, — твой дядя тут претензии предъявляет, говорит, рано ты встал. Надо было потерпеть, пока у него будильник не зазвенит.

— Ты сказала в три, — с нажимом повторил Марк.

— Я сказала примерно! Это ж не механизм, Рихтер, это ребенок! Он захотел есть — он проснулся.

— Я откуда мог знать, что он проснулся?!

— А уши тебе зачем даны природой? Арсюша плачет, когда просыпается, трудно не услышать, знаешь ли. А потом я тебе кричала и в дверь долбилась. Но без толку.

— Ну какой-то толк все же был, — широко ухмыльнулся Марк и облизал взглядом ее голые ноги в коротких пижамных шортах.

— Придурок, — зло бросила Рита и забрала у Арсения опустевшую бутылку. Помогла отяжелевшему сытому малышу устроиться на подушке и укрыла легким одеялом. Хотела еще поцеловать, но отчего-то застеснялась Рихтера, который по-прежнему стоял рядом.

— Спи, зайка, крепко и долго, — Рита не удержалась и осторожно погладила плечико. — Ты сильно порадуешь тетю, если утром встанешь позже семи.

Она выключила ночник и пошла на кухню. Ей точно нужна чашка чая. И несколько минут тишины, чтобы от души позлиться на этого идиота, на этого дебила…

— То, что человек крепко спит, не делает его дебилом, — негромко сказал Марк, и Рита едва не подпрыгнула. Она и не думала, что последние слова сказала вслух, а не в своей голове.

— Что ты подкрадываешься? — огрызнулась Рита, пытаясь скрыть смущение, и, уперев руки в бока, развернулась к нему.

Но тут же замерла, словно олень в свете фар, натолкнувшись на темный нечитаемый взгляд, которым Рихтер на нее смотрел. Жадный, будто ожидающий ответа.

А потом он вдруг шагнул вперед, сжал пальцами ее обнаженные плечи и поцеловал. Горячие, сухие, его губы коснулись ее губ. Осторожно, не размыкая и не надавливая, скорее разведывая территорию.

Рита так оторопела, что в первые секунды даже не двигалась, послушно позволяя себя трогать. А потом резко пихнула его в грудь обеими руками, и Марк отшатнулся.

— Ты что творишь? Ты… ты совсем что ли? — у Риты был преступно хриплый голос, который почему-то ее не слушался. И потряхивало так, будто сквозь тело пропустили разряд тока.

— Я… не так тебя понял? — Марк облизал губы, и в голубых глазах появилась растерянность. — Или это продолжение игры?

— Какой нахрен игры?!

— Я просыпаюсь от того, что ты лежишь в моей кровати и прижимаешься ко мне, — прорычал Марк. — Горячая вся, в каких-то шёлковых тряпках. Как я должен был это понимать? А потом еще ходишь передо мной вот в этом безобразии…

— Это пижама!

— Это порнография, а не пижама! Какая-то хрень, которая так тебя обтягивает, что сразу ясно: у тебя там, под этими тряпками, ничего нет.

Рита опустила глаза вниз. Тонкие бретели низко вырезанного топа чуть сбились, демонстрируя нежную ложбинку груди, а напряженные соски четко обрисовывались под тонкой тканью. Она вдруг увидела себя чужими глазами и покраснела.

Слишком долго Рита жила одна. Слишком отвыкла от того, что на нее кто-то может смотреть так.

Она молча, с пылающим лицом, вышла из кухни, взяла в ванной длинный халат, накинула на себя, плотно завязала пояс, чтобы ничего лишнего не было видно, и вернулась. Рихтер стоял у окна, закаменевшие плечи выдавали напряженность.

— Я ничего такого не имела в виду, — отчеканила Рита. — Ты мне по-прежнему не особо нравишься и я по-прежнему терплю тебя только из-за Марты.

— Я от тебя тоже не в восторге, — хмыкнул Марк и повернулся к ней. — Но при чем тут секс? Разве обязательно иметь общие духовные ценности, чтобы приятно провести время в постели?

Рита выразительно промолчала. Марк тоже какое-то время помолчал, видимо, ожидая от нее ответа, и, так и не дождавшись, примирительно поднял руки:

— Окей, я тебя не так понял. Считай, что я прошу прощения.

— Дважды, — хмуро заметила Рита.

— Что «дважды»?

— Дважды надо прощения просить. Один раз за то, что я встала вместо тебя ночью к ребенку, а второй раз за то, что ты приставал ко мне. А нет, три!