тяжело умирал», — шептал он, спрыгнув с ящика. Он не чувствовал никакого удовольствия от того, что отравил собаку Лебанесы. Все эти годы, уничтожая собак, он всегда избегал смотреть на то, как они умирают. Он никогда не получал удовольствия, убивая бродячих дворняжек города. Это была только его работа, единственно доступная для него.

Смутный страх закрался в сердце Виктор Джулио. Он посмотрел на пустынную дорогу внизу. Затем, подогнув большой палец на левой руке, он положил между ним и запястьем свою трость. Держа руку вытянутой, он начал вращать трость взад и вперед так быстро, что казалось будто трость подвесили в воздухе.

- Что это за фокус? — спросил Октавио, увлеченно наблюдая за ним.

- Это не фокус. Это искусство. Это единственное, что я делаю хорошо, — печально пояснил Виктор Джулио. — По утрам и после обеда я развлекаю маленьких детей на площади. Некоторые дети даже дружат со мной. — Он передал трость Октавио. — Попробуй. Посмотрим, можешь ли ты повторить это.

Виктор Джулио взахлеб хохотал над неуклюжими попытками Октавио удержать трость так, как полагалось.

- Это требует долгих лет практики, — сказал старик. — Надо развивать свой большой палец, оттягивая его назад, пока он не коснется запястья. Л ты должен двигать рукой очень быстро, чтобы трость не имела времени упасть на землю.

Октавио вернул ему трость.

- Давай лучше поймаем этих собак! — воскликнул он, удивленный внезапным появлением утреннего зарева и красочных пятен, возникших на восточном небе.

- Виктор Джулио, подожди меня, — закричал позади них ребенок.

Босиком, с черными спутанными волосами, завязанными на затылке, шестилетняя девочка быстро догоняла мужчин.

- Посмотри, какую игрушку подарила мне тетя, — сказала она, позволив старику посмотреть на щенка, отцом которого был только что отравленный Герман. — Я назвала ее Бабочкой. Она очень похожа на Бабочку, правда?

Виктор Джулио сел на бордюр. Маленькая девочка устроилась рядом с ним и положила прелестного пухлого щенка ему на колени. В смятении он пробежал пальцами вдоль его черной и бледно-желтой шкурки.

- Покажи Бабочке, как ты заставляешь танцевать свою палку, — попросил ребенок.

Виктор Джулио опустил собаку на землю и вытащил из кармана бутылку рома. Не переводя дыхания, он полностью осушил ее и бросил обратно в мешок. Старик с тоской оглядел радостное лицо ребенка. «Скоро она вырастет», — подумал он. Она не долго будет сидеть с ним под деревьями на площади и помогать ему наполнять мусорные баки тряпьем и хламом, веруя в то, что ночью все это превратится в золото. Он задумался, будет ли она тоже кричать на него и издеваться над ним, как это делает большинство повзрослевших детей. Он сильно зажмурился. «Пусть смотрит, если только палочке захочется танцевать», — прошептал он и встал, растирая свои скрипучие колени.

Словно околдованные, Октавио и ребенок уставились на трость. Казалось, что она танцевала сама по себе, оживляемая не только быстрым и изящным движением рук Виктора Джу лио, но также и ритмичным топотом его ног, его хриплым и все же мелодичным голосом, которым он пел детские стишки.

Октавио опустил бак и сел на него, восхищаясь мастерством старика. Виктор Джулио остановился на полуслове. Его трость упала на землю. С удивлением и ужасом он смотрел на щенка, лакавшего сок отравленного мяса, который тихо сочился из бака.

Девочка подняла трость, погладила прекрасно вырезанный набалдашник и подала ее Виктору Джулио.

- Я никогда не видела, чтобы ты ронял ее, — заметила она с беспокойством. — Палочка устала?

Виктор Джулио положил дрожащую руку на ее головку и нежно пригладил ей челку.

- Я возьму Бабочку на прогулку, — сказал он. — А ты возвращайся в кроватку, пока твоя мама не нашла тебя здесь. Встретимся попозже на площади. Мы снова будем вместе собирать будущие слитки золота. — Он поднял пухлого щенка на руки и сделал знак Октавио следовать за ним по улице.

Бродячие собаки уже не лежали перед закрытыми дверями, но, раскинув свои негнущиеся лапы, они валялись посреди пыльных переулков, и их остекленевшие глаза пристально и тупо смотрели в пространство. По одному Октавио связывал их веревкой, которую Виктор Джулио вытащил из своего мешка.

Бабочка, все ее тело конвульсивно тряслось, извергла струйку крови на брюки старика. Он с отчаянием встряхнул ее головку. «Что я скажу малышке?» — прошептал он, связывая отравленного щенка с другими животными.

Они сделали два обхода, а затем утащили мертвых собак за окраину города, за дом Лебанесы, за пустые поля, вниз по сухому ущелью. Виктор Джулио накрыл их грудой сухих веток, полил кучу керосином и поджег. Собаки горели медленно, наполняя воздух запахом паленого мяса и шерсти.

Едва переводя дух, с легкими, забитыми копотью и дымом, двое мужчин выбрались из ущелья. Не в силах дальше продолжать путь, они рухнули под тень цветущей красным цветом акации.

Старик растянулся на твердой земле, еще прохладной после ночи. Его руки тряслись. Он закрыл глаза и попробовал успокоить свое дыхание в надежде, что это развеет боль, стеснившую его грудь. Он мечтал о сне, о сне, в котором теряешь себя.

- Пожалуй, я уйду, — сказал Октавио спустя некоторое время. — Буду делать какую-нибудь другую работу.

- Останься со мной, — попросил старик. — Мне надо рассказать ребенку о собаке. — Он сел и умоляюще взглянул на Октавио. — Ты можешь помочь мне. Дети очень рано начинают бояться меня. Она одна из немногих, кто дружит со мной.

Ужасная пустота в голосе Виктора Джулио напугала Октавио. Он прислонился к стволу дерева и закрыл свои глаза. Он не мог больше видеть этот страх и отчаяние, отпечатанные на лице старика.

- Пойдем со мной на площадь. Пусть каждый узнает, что ты новый человек, — умоляюще просил Виктор Джулио.

— Яне останусь в этом городе, — грубо отрезал Октавио. — Мне не нравится эта работа. Мне не нравится убивать собак.

- Вопрос не в том — нравится или не нравится, — заметил Виктор Джулио. — Это вопрос судьбы. — Он грустно улыбнулся, его взгляд скользнул в направлении города. — Кто знает, может ты останешься здесь навеки, — прошептал он, снова закрыв свои глаза.

Тишину нарушил гул сердитых голосов. Внизу по дороге двигалась группа мальчишек под предводительством старшего сьша Лебанесы. Они остановились в нескольких шагах от двух мужчин.

- Ты убил мою собаку, — зашипел сын Лебанесы и плюнул дюймом дальше ноги Виктора Джулио.

Опираясь на трость, старик поднялся.

- Почему ты так думаешь обо мне? — спросил он, пытаясь выиграть время. Его руки дрожали. Он нашарил в мешке бутылку рома и остолбенел от того, что она была пуста, не в силах вспомнить, когда же выпита последняя капля.

- Ты убил собаку, — повторял мальчик