положила компас в стеклянный буфет, затем встала рядом со стариком и опустила обе руки на его голову. Она оставалась в таком положении довольно долго, затем стремительным, уверенным движением провела пальцами по его плечам и рукам, быстро встала напротив него, ее руки счищали что-то вниз с его груди, ног, ступней. Она читала молитву, которая частично была церковным напевом, а частично заклинанием. По ее словам, любой хороший целитель знает, что католицизм и спиритизм дополняют друг друга. Она поочередно массировала его спину и грудь в течение получаса. Давая минутный отдых уставшим рукам, она периодически энергично встряхивала их позади его спины. Это называлось ею сбрасыванием накопленной отрицательной энергии.

Отмечая конец первой части ее лечения, она топнула три раза об пол правой ногой. Октавио Канту бесконтрольно вздрогнул. Она держала его голову сзади, сдавливая ладонями его виски, пока его дыхание не стало медленным и трудным. Бормоча молитву, она двинулась к алтарю, зажгла свечу, а затем и сигару, которую начала курить быстрыми, ритмичными затяжками.

- Я должен высказать это сейчас, — сказал старик, нарушая дымное безмолвие.

Напуганная его голосом, она закашляла так, что слезы покатились по ее щекам. Я забеспокоилась — не подавилась ли она дымом.

Октавио Канту, не обращая внимания на ее кашель, продолжал говорить:

- Я рассказывал тебе уже много раз, что трезвый я или пьяный, мне снится один и тот же сон. Я нахожусь в своей лачуге. Она пуста. Я чувствую сквозняк и вижу тени, снующие повсюду. Но здесь нет больше собак, лающих на пустоту и на тени. Я просыпаюсь от ужасного давления, словно кто-то уселся на мою грудь; а когда я открываю глаза, я вижу злые зрачки собаки. Они открываются все шире и шире, пока не поглощают меня…

Его голос угас. Задохнувшись, он блуждал взглядом по комнате. Казалось, что ему не совсем понятно, где он находится.

Мерседес Перальта бросила окурок на пол. Схватив сзади его стул, она быстро крутанула его вокруг так, что он оказался лицом к алтарю. Медленными, гипнотическими движениями она начала массировать область вокруг его глаз.

Я должно быть задремала, так как обнаружила себя в одиночестве в пустой комнате. Я быстро огляделась. Свеча на алтаре почти сгорела. Вправо от меня в углу, ближе к потолку, сидел мотылек, величиной с небольшую птицу. У него были большие черные круги на крыльях, они пристально смотрели на меня любопытным взором.

Внезапный шорох заставил меня обернуться. У алтаря на своем стуле сидела Мерседес Перальта. Я приглушенно вскрикнула. Ее не было здесь минутой раньше, я могла присягнуть в этом.

- Я не знала, что ты здесь, — сказала я.

- Посмотри на этого большого мотылька над моей головой.

Я поискала глазами насекомое, но она улетело.

В том, как она смотрела на меня, было нечто такое, что заставило меня содрогнуться.

- Я устала сидеть и заснула, — объяснила я. — И даже не узнала, что было с Октавио Канту.

— Он приходит повидаться со мной время от времени, — сказала она. — Я нужна ему как спиритист и лекарь. Я облегчаю бремя, взваленное на его душу. — Она повернулась к алтарю и зажгла три свечи. В мигающем блеске ее глаз был цвет крыльев мотылька. — Иди-ка ты лучше спать, — предложила она.

VI

Когда я проснулась, то быстро оделась и выбежала в темный коридор. Вспомнив о скрипучих петлях, я аккуратно открыла дверь в комнату Мерседес Перальты и на цыпочках подошла к гамаку.

- Ты не спишь? — прошептала я, отводя в сторону марлю противомоскитной сетки. — Ты все еще хочешь идти на прогулку?

Ее глаза медленно открылись, но она еще не проснулась и продолжала безмятежно всматриваться вперед.

- Я пойду, — наконец сказала она хрипло, полностью отбросив сетку. Прочистив горло и сплюнув в ведро на полу, она как бы наперекор себе прошептала. — Я рада, что ты вспомнила о нашей прогулке. — Закрыв глаза и сложив руки, она помолилась Вирджинии и святым на небесах, индивидуально поблагодарив каждого за руководство в помощи тем людям, которых она лечила, а затем попросила у них прощения.

- Почему ты просишь прощения? — спросила я сразу же, как только она закончила свою длинную молитву.

- Взгляни на линии моих ладоней, — сказала она, положив свои руки мне на колени.

Указательным пальцем я очертила ярко выраженные «У» и «М», которые, казалось, были отштампованы на ее руках: «У» на левой ладони, «М» — на правой.

- «У» означает вида, жизнь. «м» означает муэрте, смерть, — объясняла она, произнося слова с преднамеренной выразительностью. — Я была рождена с силой лечить и причинять вред.

Она подняла руки с моих колен и помахала в воздухе, будто собираясь стереть слова, которые произнесла. Она оглядела комнату, затем осторожно опустила свои худые ноги и сунула их в сапожки с дырами для пальцев. Ее глаза мерцали забавой, когда она расправляла черную блузу и юбку, в которой спала. Держась за мою руку, она вывела меня из комнаты.

- Разреши мне показать тебе кое-что, прежде чем мы отправимся на прогулку, — сказала она, направляясь в рабочую комнату.

Она повернулась к массивному алтарю, который был целиком сделан из расплавленного воска. Все началось с одной свечи, объяснила она, ее прапрабабушки, которая тоже была знахаркой.

Она нежно провела рукой по блестящей, почти прозрачной поверхности.

- Найди черный воск среди этих разноцветных полос, — подгоняла она меня. — Это знаки того, что ведьмы жгли черные свечи, используя для вреда свою силу.

Бесчисленные полоски черного воска сбегали в цветастую кайму.

- Те, что поближе к верхней части — мои, — сказала она. Ее глаза блеснули странной свирепостью, когда она добавила:

- Истинная целительница является еще и ведьмой.

Проблеск улыбки мелькнул на ее губах, затем она продолжала рассказывать о том, что ее имя хорошо известно не только по всей области, но и людям, приходящим из Каракаса, Маракаибы, Мериды и Куманы. О ней ходят слухи и за границей: в Тринидаде, Колумбии, Бразилии, на Кубе и Гаити. У нее собраны картины, свидетельствующие, что среди этих людей были главы государств, послы и даже епископ.

Она загадочно взглянула на меня, а затем пожала плечами.

- Моя удача и моя сила были одно время бесподобными, — сказала она. — Я растранжирила и то и другое и сейчас могу только лечить. — Ее усмешка усилилась, а глаза загадочно заблестели. — Как продвигается твой труд? — спросила она с невинным любопытством ребенка. Но прежде чем я отважилась на внезапную перемену темы, она продолжила:

- Несмотря на то, сколько целителей и пациентов ты опросишь, ты никогда не будешь изучать этот путь.