- Когда земля расступилась? Погоди, а разве она живая?

- Плодородная почва пронизана корнями растений, наполнена перегноем. Поэтому она, при определённом умении, тоже годится.

- Говорят, и людей можно подчинять?

- Можно, но тут мы уже вступаем в очень тёмную область. Чтобы обрести контроль над другим разумным созданием, надо и самому пожертвовать чем-то важным, да ещё и совершить при этом какой-то жуткий обряд. Подробностей я не знаю, мне учитель не рассказал, а книги на эту тему - все под запретом.

- Ясно. Про огонь не буду спрашивать - видел как-то на ярмарке, что с факелами творят. Впечатляет.

- Да, эффектное зрелище. Итак, ещё раз - воздух, огонь, живая материя. Всё это более или менее на слуху. А теперь вспомни - ты хоть раз слышал что-нибудь о колдовстве с водой?

Я репу почесал. А ведь правда - ничего такого не вспоминается, если не считать тех самых легенд про реку, которая исполняет желания. Даже на ярмарках, где народ развлекают, фокусов с водой не увидишь. Странно, если задуматься.

Так я Лизавете и заявил. Она кивает:

- Считается, что водные чары - это нечто настолько древнее и могучее, что их помнит только река. Теперь ты понимаешь моё, не побоюсь сказать, обалдение, когда кречет на наших глазах превратился в лёд по одному лишь твоему слову?

- Да я ж тебе объясняю в десятый раз - не моё это было слово! Может, сама река мне его и нашептала зачем-то...

Лиза аж подпрыгнула:

- Точно! Митя, ты молодец! Это ведь самое очевидное объяснение - река начинает нам открываться, поэтому ты услышал её подсказку! Теперь я не сомневаюсь - осталось совсем немного!

- Смотри не сглазь.

- Да-да, ты прав, не будем забегать вперёд. Но новый эксперимент со стынь-каплей надо провести как можно скорее! Прямо сейчас! Согласен?

- Уговорила.

Остановились, чтобы место высмотреть поудобнее, и видим - кто-то за нами скачет, пылит. Лиц ещё не разглядеть, но почему-то сразу жутью повеяло, непонятной угрозой. Лиза мне шепчет:

- Не делай резких движений.

Правильно рассудила - сами-то мы сейчас невидимки, но если по траве побежим, та примнётся, могут заметить. Поэтому просто отошли тихонько к обочине и стоим, Лизавета мою руку сжимает.

Всадники приближаются, и я теперь вижу - это не кто-нибудь, а двое моих знакомцев, Кречет и хмырь патлатый, только что-то с ними не так. У патлатого глаза стали как у волка - не потому что цвет поменяли или размер, а просто всё человеческое из них испарилось, осталась только хищная злость. А Кречет...

На него вообще как взглянешь - так вздрогнешь.

Лицо застывшее, тусклая белизна, а черты заострённые, грубые, как будто их вытесали стамеской из глыбы льда, причём второпях, на скорую руку, так что по бокам видны сколы, на которых играет солнце. Или, может, это даже не лёд, а блестящий заиндевелый камень, что-нибудь вроде мрамора...

Оба всадника головы повернули, обшаривают взглядами берег. И даже гадать не надо, кого именно они там высматривают.

Промчались мимо нас, не заметив, и поскакали дальше.

Я вспомнил, что уже можно дышать, и говорю Лизавете:

- Вот, познакомься - тот самый Кречет. Только рожа у него сегодня... Ты видела?

- Да, - говорит она, - прямо как на картинках в книжках, только ещё страшнее.

- В книжках?

- В фольклорных справочниках, к примеру, где сказочные чудовища.

Тут и я наконец допёр. Справочников таких, правда, у нас дома не имеется, но сказки я тоже слышал.

- То есть, - говорю, - он, по-твоему...

- По-моему, да. Человек-осколок.

ГЛАВА 7

- Только этого не хватало, - ворчу, - и вообще, мне как-то не верится. Сказки - на то и сказки, а у нас тут жизнь, и всё по-другому. Может, нам просто померещилось с перепуга...

Лиза хмыкает:

- Какая у тебя гибкая логика! В стынь-каплю, исполняющую желания, ты сразу готов поверить, потому что надеешься на что-то хорошее. А в монстра, увиденного собственными глазами, верить отказываешься, потому что он злой. Это как-то по-детски, ты не находишь?

- Хватит умничать. Ладно, пусть он существует взаправду - тогда это тоже чары со льдом, ведь так?

- В том-то и дело! Об этом я и твержу! Сегодня мы уже дважды видели то, что до сих пор считалось чистой теорией или фольклорным образом! Это переворачивает все научные представления! С каждым шагом мы убеждаемся, что лёд - это реальный ключ к чему-то огромному и таинственному...

Вижу - опять она размечталась. Перебиваю:

- Если это такая тайна, то почему гадёныш вдруг перестал свою рожу прятать? Скачет по дороге средь бела дня...

- С этим-то как раз ясно. Ничего он не перестал, по-прежнему прячет свою ледяную суть. Это только мы её разглядели - благодаря кокону, который не только нас укрывает от чужих глаз, но и показывает источник опасности. Не будь кокона, мы бы сейчас увидели заурядные людские физиономии.

Конский топот уже затих, и пыль понемногу начала оседать, а мы всё стоим, перевариваем то, что увидели. Мне к тому же ещё одна мысль пришла, которую не мешало бы прояснить.

- Слушай, - говорю, - защита у нас мощная, но...

- Что опять не так?

- Да вот прикидываю - как нам теперь в этом коконе с рекой колдовать? Она нас вообще заметит? Поймёт, что мы снова к ней обращаемся?

Теперь и Лизавета задумалась - с минуту морщила лоб, потом говорит:

- Пожалуй, ты прав. Кокон придётся снять, чтобы чары воды и воздуха не помешали друг другу.

Короче, спрятались мы в очередных кустах (не знаю, в каких по счёту) и принялись строить из себя чародеев. Лизавета развязала мешок и спрашивает:

- Готов?

- Давай уже, не тяни.

Она зажгла спичку, уставилась на огонь и говорит:

- Убрать кокон.

Я догадывался, что будет, поэтому зубы стиснул заранее. Очень правильно сделал - вихрь, родившийся ниоткуда, стегнул нас ничуть не меньше, чем в первый раз. Проскрёб по коже и схлопнулся, будто весь вобрался в спичечный огонёк, который от этого дёрнулся и затух. Я ждал, что и жар будет как тогда, но ошибся - вместо него нас обдало холодом, прямо-таки морозом.

- Обратная реакция, - объясняет наша всезнайка.

- Угу. Ну, хоть освежились.

- Теперь давай со стынь-каплей пробовать.

Достал ледышку, поднёс к глазам. Лиза рядом затаила дыхание. Река сверкает, искрами брызжет, воздух застыл переваренным киселём. На том берегу - зелёный пойменный луг, коровы бродят, но до них далеко, и мычание не отвлекает.