Он рыл долго и ожесточенно, обливаясь потом. Наконец яма была готова. Мальчик вернулся к волокуше, положил на шкуры лопату и, взяв поводья, повел лошадь к горке развороченной земли. Амма помогла ему столкнуть ящик в яму, и тот упал во влажную землю, громыхнув, точно жестянка с леденцами. Кюкюр закопал яму, потом вырыл ошметок земли с травой, вдавил в рыхлую почву над ямой и только потом старательно утрамбовал у корней.

Вернулись они домой, когда луна начала уже бледнеть и таять, почти опустившись к горизонту. Лйаал спал как убитый, глухо похрапывая. Амма распрягла лошадь, привязала ее к серге – резной коновязи и бесшумно вошла в избу. Кюкюр следовал за ней. Едва добравшись до постели, он провалился в выстланную мхом утробу глубокого сна.

* * *

А утром в деревне был переполох. Из Мирного приехала бригада дознавателей. Их приезд стал для Лйаала сюрпризом, не просто неприятным, а страшным. Амма заваривала утренний чай, Кюкюр спал, а сам Лйаал выделывал во дворе шкуру лося, когда в деревню въехала повозка, запряженная двумя лошадьми. С нее браво соскочил худой высокий мужчина в штатском и направился в первую попавшуюся избу.

Дома в деревне стояли полукругом. Увидев незнакомцев, двое из которых были в военных мундирах с погонами старших лейтенантов, люди высыпали во двор. Стали загонять в избы расшалившихся детей. Оглушительно лаяли собаки. Коровы и лошади к этому часу уже паслись на пойменном пастбище.

У Лйаала больно кольнуло сердце. В отличие от сельчан, он поспешил в дом. Амма сидела на циновке возле невысокого, отделанного берестой столика и разливала чай. Руки у нее заметно дрожали.

– Лйаал, – обратилась она к мужу, но не успела ничего сказать.

Послышался настырный стук в дверь. И прежде чем Амма успела подняться с циновки, в дом вошли трое мужчин.

– Здравствуйте, – с хищным блеском в глазах сказал человек в штатском.

Лйаал и поднявшаяся Амма замерли на месте.

– Мы из Мирного, расследуем вчерашнее происшествие, – едва расцепляя губы, произнес мужчина в брюках и укороченном сером плаще. – Имело место похищение ящика с алмазами. У нас есть показания одного из конвоиров. Он утверждает, что ящик был захвачен якутом средних лет с мальчиком. Вы были вчера в районе Мирного?

Вместо ответа Лйаал косился на оленью шкуру, за которой в углу, прикрытый циновкой, дремал, как он думал, злополучный ящик.

«Все равно найдут, лучше признаться», – мелькнуло у него в уме.

– Да, забыл представиться, – пробормотал мужчина бесцветным голосом, – меня зовут Леонид Степанович Кривошеин.

Он поискал глазами, куда сесть, и, обнаружив только низенькую ветхую скамеечку, устроился на ней, не преминув состроить брезгливую мину.

Амма подняла на мужа красноречивый взор. Но тот ее не понял.

– Ну так что? Вы вопрос поняли? – наседал Кривошеин.

Один из военных достал из планшетки лист бумаги и стал что-то быстро и сосредоточенно писать.

– Фамилия, – спросил он Лйаала.

– Таныгин, – как-то смущенно ответил тот.

– Имя…

Лйаал назвал свое имя.

– Где родились? – хмуро глянул на якута военный.

– Здесь, – голос Лйаала от волнения стал хриплым.

– Ну так вы были вчера у Мирного? – Кривошеин пронизал его своими стальными глазами.

Лйаал кивнул.

– Приступайте к обыску, – небрежно бросил Леонид Степанович, – и давайте сюда понятых.

Один из военных выбежал из избы и вскоре вернулся с якутом и якуткой. Это были Нюргусун и Туярыма Лччыгыйа.

Лйаал подавленно и упорно молчал. Он был готов к самому худшему. Военный с планшеткой записал имена понятых. Якуты испуганно косились на дознавателей и удивленно взглядывали на Таныгиных.

– Здесь родились? – раздраженно повысил голос пишущий, обращаясь к Лйаалу.

Тот мотнул головой. Военный отложил планшетку и присоединился к своему товарищу, роющемуся в куче медвежьих шкур. За какие-то пять минут они обшарили всю избу. Кюкюр уже не спал. Он затаился в своем углу. Делавшие обыск военные бесцеремонно согнали его с постели и всю ее перетрясли. Мальчик испуганно таращился на двух плечистых, молчаливо копающихся в барахле дядек. Потом, не усидев, выбежал в «залу». Амма прижала сына к себе. Кривошеин, увидев мальчика, засветился каким-то мефистофелевским ликованием.

– Ну что? – властно спросил Кривошеин военных.

– Ничего, – развели они руками.

– Значит, у Мирного был? – теперь острие жалящего взгляда впилось в Лйаала.

Тот окончательно потерялся, недоумевая, где ящик. Он незаметно глянул на Амму, и та ему так же незаметно для других улыбнулась. Кюкюр страшился смотреть на мать, точно его взгляд мог выдать чекисту объединявшую их тайну.

– Был, – вполголоса проговорил он.

– На месте происшествия? – оживился Кривошеин. – Отвечайте.

– Какого происшествия? – изобразил непонимание Лйаал.

– Вчера было совершено дерзкое ограбление, – косясь по углам, раздраженно проговорил Кривошеин, – ограбление и убийство. Банда злоумышленников напала на конвойный отряд с целью завладеть ящиком с драгоценными камнями. В живых никого не осталось. Вернее, остался тяжело раненный охранник Яковенко. Он-то и показал на вас, заявив, что видел вас с сыном.

Эти слова, казалось, вызвали у Лйаала недоумение. Словно почувствовав фальшь этой гримасы, Кривошеин набросился на якута.

– Не думай, что можешь вот так втереть мне мозги. И не таких раскалывали! Ну, говори, где спрятал ящик?!

В глубоко посаженных глазах Кривошеина вспыхнула злоба.

Лйаал потерял дар речи, но не искусство притворяться. Он молча развел руками, втягивая при этом голову в плечи. Кривошеин пришел в бешенство.

– Где ящик? – Кривошеин встал со скамейки и нервно заходил по избе.

– Какой ящик? – осмелился спросить Лйаал.

В ответ раздался залп отборной матерщины.

– Ты мне хватит ваньку валять! – орал Кривошеин. – Видели тебя, именно тебя… Ты увез бандита… В лесу нашли могилу… Ты его убил? Из-за ящика?

– Не брал ящика… – упорно не соглашался признавать себя виновным Лйаал.

Кривошеин перешел на делано-проникновенный тон.

– Ты пойми, – не мигая, смотрел он на Лйаала, – тебе же лучше будет, если ты сознаешься! Яковенко показал на тебя, нечего хорохориться… Себе же неприятностей наживешь! Посмотри, у тебя жена, ребенок…

Кюкюр еще крепче прижался к матери. Он почувствовал напряжение материнского тела, понял, что та охвачена страхом. На самом деле, если вначале Амма хотя и тревожилась, но внутренне все же была рада, что вовремя избавилась от опасного предмета, то теперь она поняла, что обыском дело не ограничится. Приезжие не верили Лйаалу. Мужчина в плаще прямо обвинял ее мужа в преступлении. Она переводила вопросительный взгляд с Кривошеина на его подчиненных и ждала худшего. Чутье подсказывало ей, что с их приходом ее жизнь резко изменится. Доверительный тон чекиста не мог ее обмануть, словно ее внутреннее зрение и слух утончились до такой степени, что стали воспринимать недоступные для обычного восприятия волны скрытой агрессии.