уставилась на меня с таким изумлением, словно у меня на плечах сидели две головы вместо одной.

— А… Ты у нас культурная, значит, — Брюнетка с облегчением оттолкнула меня с дороги, вальяжно прошла к выходу и открыла дверь. — Ну-ну, мне-то все равно, но учти, девок считают, только когда привозят, а на трупы учета нет. Так что поменьше выделывайся перед солдатиками. Лине! Подь сюды, принимай юродивую, а то Анх осерчает, что приказы не выполняем.

Она выскочила на залитый мутным солнцем двор и тут же кинулась к Анхарду. Повисла на нем, как груша на дереве, жмурясь красивой кошкой. Тот лениво отмахивался от нее, но не прогонял.

Я отвернулась и тут же встретилась взглядом с Лине. Та изучающе смотрела на меня, но хамить не торопилась.

— Крылатый распределил тебя?

Я отрицательно покачала головой, не особенно торопясь вступать в диалог. Пришлось напомнить себе, что сейчас — это моя реальность. Грязь, пот, пыль, солдатская брань, обозленные арестантки, имперские заключенные и заблокированная магия.

— Сказал распределит позже и велел дать мне новую одежду, моя…

Я красноречиво подергала подол.

Лине окинула меня внимательном взглядом и, не сомневаюсь, увидела все: разорванный воротник, серое от пыли лицо, стоптанные, изорванные туфли, на которых болтался полуоторванный жемчуг.

— Недолго ты протянешь, ящерка, ох недолго. Но коли жить захочешь, придется тебе сбавить гонор. Иди за мной.

Она выдала мне минимальный набор вещей и тут же за занавеской заставила переодеться. Осмотрев заплесневелый от сырости угол, я принудила себя отключиться от реальности и быстро сменить платье на хлопковую рубаху, тесные штаны и куртку. Одежда была стираной, но крепкой и чистой, что заставило меня примириться с непривычным одеянием.

— Не торопись, куда ж этакую красоту-то выкидывать удумала, заштопаешь еще, — остановила меня Лине, когда я положила платье около коробки с мусором.

За… Что я сделаю?

— Заштопаю?

— Заштопаешь, — Лине оценила мой непонимающий взгляд. — Зашьешь, починишь, залатаешь… Совсем ты дикая, ящерка, тяжело тебе здесь придется. Кайне резкая бывает, но она верно подметила, долго ты с таким гонором не протянешь, разве что ноги.

Поколебавшись, я забрала платье обратно и попросила:

— Есть ли вода, Лине? Жажда меня замучала.

Лине выпучила на меня глаза и зачала головой.

— Ой, не по-нашему ты выражаешься, ой, не по-нашему… Ну, подь сюда, гляди, тут завсегда стоит кран с питьевой водой. Крылатый сам чинил.

С большим сомнением я оглядела этот самый кран, вмонтированный в жестяной жбан, и с усилием его открыла. Кружка была серая и по ощущениям не очень чистая, но я закрыла глаза и залпом выпила. Выдула три стакана подряд, пока не почувствовала облегчения.

Поставила кружку на стол и от всей души поблагодарила Лине.

Та задумчиво смотрела на меня. В застиранном, объемном фартуке, в платье рюшами она была похожа одну из кухонных служанок при дворце. Это будило во мне ненужные воспоминания и… доверие.

— Вот что, ящерка, коли не дал тебе Крылатый распоряжений, то возьму я тебя на кухню. Будешь при делах и на глазах у меня, пообвыкнешь, притрешься… Ты кто по жизни-то? Чем занималась и что умеешь?

А. Это очень легкий вопрос. По жизни я принцесса, Ее дурацкое Высочество. Занималась тяжбами, корреспонденцией, переговорами и трактацией законов, умею кушать трижды в день и пахать без продыху, как каторжная.

Одна беда, с какого боку тесто месят понятия не имею. Ни стирать, ни мыть, ни готовить не приучена.

— Секретарем была, — врать не стану, попадусь, но покровительство Лине мне бы сейчас очень пригодилось. — Готовить не умею, шить тоже не умею, но я научусь, если покажете, что делать.

Лине как-то очень хорошо, по-доброму рассмеялась, так что вместе с ней весело затряслось полное тело.

— Тю… готовить она собралась. Я тебя к жаровне близко не пущу, посуду будешь мыть, мне давно девочка нужна, а Крылатый, как чует, всех моих девочек перебрал. Симпатичные они, а после Крылатого, какие из них работницы? Ветер у них в голове. Ну-ка иди сюда.

Я тщательно вымыла кружку, и бочком протиснулась из закутка к Лине.

Та уже взобралась на небольшую устойчивую стремянку и с помощью бытовых артефактов управляла котлом, в котором что-то гудело и булькало. Снизу было не разглядеть, но желудок смело предположил, что это рагу.

Лине колдовала между засыпаемыми приправами, увеличителями магической выносливости, которые, как было известно, лучше всего усваиваться с едой, артефактами и двумя замученными женщинами средних лет.

— Анне, — крикнула она, — иди прими и распредели новоприбывших, из кухонных пока никто не нужен, отдавай на склад и в оружейную. Гельке, милая ты моя, кто у нас ответственный за замковую уборку? А? Не убрано солдатикам, вот придет штабной, кому достанется?

Одна из женщин, та, что в цветастом фартуке, пошла красными пятнами.

— А я что, крайняя вечно? Экономка ихняя на что? Она двух постельных от работы отстранила за шалости, а с работой две оставшиеся не справляются. А с меня, значится, спрашивают?!

От воплей и кухонного шума вернулась головная боль, но я заставила себя вслушиваться в происходящее. Вникать. Любое дело начинается с мелочи. Понять, кто за что отвечает, как устроен быт, как сложена иерархия. В целом военную иерархию я знала неплохо, поскольку делала половину бумажный работы для Теофаса.

Насколько я помнила, к любому боевому крылу крепились помимо военной силы, артефактная, мастерская, оружейная, мини-госпиталь и полевая кухня. В действительности же все оказалось намного сложнее. Я не учла загон кайранов, которых выдавали веям, не имеющим драконьей ипостаси, не учла замок, в котором заселилось крыло, бытовую службу, и наверняка еще массу мелочей, о которых не напишут в учебнике для молодых дракониц.

От мыслей я очнулась только когда Лине ощутимо тряхнула меня за плечо.

— Ступай, ящерка, к экономке, скажи не будет ей сегодня замены. На кухне все руки наперечет.

Я обреченно уставилась на Лине.

— Может, я лучше посуду помою?

— Нет, ящерка, ты самая неопытная из нас, а нынче такой привоз, каждому дело найдется. Да ты не бойся, в распределительной солдатни не бывает, экономка наша супротив шалостей. Гельке, покажь девочке, куда идти.

Гельке в сердцах шандарахнула в мыльную пену недомытую тарелку и махнула мне рукой, приглашая следовать за ней. Я прошла по разбитому деревянному полу, минуя мокрую зону и зону разделки, с тоской проводила чан с мыльной водой. Гельке вела меня вдоль длинной, разбитой на