что-то должен, и тщеславные придурки, возомнившие себя богами.

— Спасибо за это, было… весело, — говорю я, унося свою тарелку и пустые банки на кухню.

— Не волнуйся, я никому не скажу, что тебе понравилось. Не хотела бы портить твой имидж. — Я почти выхожу из комнаты, когда она снова заговаривает, и слова, слетающие с ее губ, мгновенно заставляют меня застонать. — Ты идешь на вечеринку завтра вечером?

— И ты туда же, — бормочу я.

— Тебе следует пойти. Могло бы помочь разобраться с твоими друзьями.

Мой подбородок опускается, но, к счастью, я все еще стою к ней спиной, так что она не видит моей реакции.

— С моими друзьями все в порядке.

Проходит мгновение, и я смотрю на нее через плечо.

— Ладно, как скажешь. Но я думаю, тебе следует пойти. Принарядись, распусти волосы. В конце концов, ты собираешься провести всю следующую неделю с кучей скучных взрослых. — Я думаю о папиных друзьях и не могу удержаться от улыбки. Мои псевдо-дяди какие угодно, только не скучные. Хотя они определенно немного смягчились, с тех пор, как поженились и завели детей, это точно.

— Думаю, я предпочитаю взрослых, — признаюсь я.

— Я уверена, что ты передумаешь после пяти дней отсутствия.

— Посмотрим. Приятных снов, — говорю я, выбегая из комнаты, прежде чем она попытается убедить меня пойти на эту чертову вечеринку. Калли и Стелла не нуждаются в ее помощи в этом вопросе.

Я переодеваюсь и натягиваю рубашку, которую мне действительно не следовало оставлять, не говоря уже о том, чтобы использовать для сна. Затем я беру свой ноутбук и учебники и забираюсь в кровать, чтобы хотя бы немного продвинуться.

В итоге я работаю до потери сознания, откидываясь на подушки с ноутбуком, все еще согревающим мои бедра, в то время как прохладный зимний воздух снаружи охлаждает мои щеки.

Глава 6

ТЕО

— Извини, сынок. Он занят, — говорит Гален со своего места за компьютером в комнате охраны моего отца.

— Что ж, ему придется отвлечься от дел. Мне нужно кое-что обсудить с ним. Сейчас.

Игнорируя отца Стеллы, я врываюсь в комнату. Стефанос, отец Алекса и Деймона, тоже поворачивается ко мне, но все остальные солдаты, работающие здесь, мудро сосредотачивают свое внимание на текущей работе.

— Тео, — приветствует Стефанос, хотя я вижу беспокойство, сверкающее в его глазах.

Я отбрасываю все это в сторону. Мне насрать, чем сейчас занят папа.

Я стучу один раз из вежливости, прежде чем открыть дверь.

Есть только очень небольшая горстка мужчин, у которых есть яйца, чтобы вот так подойти к боссу, но я один из них. Каждый раз у меня есть эта затаенная надежда, что меня может поприветствовать мой отец, а не босс. До сих пор я всегда был разочарован.

Я думаю, что любое воспоминание о тех немногих случаях, когда мой отец ставил свою роль отца выше этой Семьи, — это просто далекое воспоминание.

Мне грустно за Рею, Атласа и Лариссу.

Когда я был в их возрасте, наш дедушка все еще был у руля. Но когда он скончался, отец взял верх, и его жизнь превратилась в работу.

Я понимаю. Управлять этой Семьей, бизнесом, это много. То, что я полностью готов взять на себя в один прекрасный день, но будь я проклят, если это будет за счет детей, которых оставили дома.

Я знаю, что это оставляет мне два очень очевидных выбора. Не заводи детей. Окунуться в эту жизнь с самого начала и забыть, что иметь собственную семью — это вообще вариант. Или пусть они будут достаточно молоды, чтобы мне не пришлось поворачиваться к ним спиной, когда придет время.

Папа еще относительно молод. Надеюсь, у него еще есть несколько лет в запасе. Но жизни, которыми мы живем… они опасны, и знание того, что у него хорошее здоровье, на самом деле не признак того, что у меня может быть какое-то время, прежде чем этот стул с высокой спинкой за его темным столом станет свободным.

Черт возьми, это может быть завтра для любого из нас, кого мы знаем.

Но можно ли сделать так, чтобы у меня не было детей? Не совсем.

Я наследник всего этого. Конечно, я хочу передать это своему собственному сыну. Если я этого не сделаю, тогда все достанется Атласу.

Я думаю о милой улыбке моего младшего брата, и мой желудок болезненно сжимается от мысли, что скоро он начнет приобщаться к этой жизни. Ему десять. Когда я был в его возрасте, я уже стрелял из пистолета с большей точностью, чем большинство взрослых, и меня отделяло всего несколько коротких лет от того момента, когда я впервые направил ствол на человеческое тело.

Конечно, это было только для того, чтобы калечить, а не убивать. Это произошло примерно год спустя. Но все же воспоминания об этом заставляли меня просыпаться в холодном поту по ночам.

Я рассказал об этом папе в первый раз, когда проснулась в ужасе, когда этот изуродованный монстр преследовал меня, утверждая, что отомстит, когда он ткнул ножом мне в лицо, но он просто отмахнулся от этого.

— Это был просто сон. Это должны быть монстры в реальной жизни, которых ты должен бояться, солдат, — я помню, как он говорил мне.

С того дня он усилил мое обучение, сделав своей единственной задачей на несколько лет убедиться, что я настолько опасен и настолько психически испорчен, насколько это возможно.

Он превратил меня из ребенка, который боялся темноты, в безжалостного убийцу, выполняющего его приказы.

Я буквально последую за ним в ад и обратно по его приказу. Я верю, что он знает, что делает, но на этот раз… на этот раз он зашел слишком далеко.

— Я же говорил тебе, что меня нельзя прерывать, — гремит сердитый голос отца, когда я толкаю дверь шире и вхожу внутрь. — Тео, — резко бросает он, как только его глаза встречаются с моими.

К счастью, он здесь не с одной из наших подпольных танцовщиц. Наверное, я должен быть благодарен, что здесь только он и Эван.

— Весело провели день? — Я спрашиваю своего дядю, который, черт возьми, почти с ног до головы покрыт чьей-то кровью.

Это может принадлежать одному из миллиона человек, но у меня есть подозрение, что я точно знаю, у кого он это выбил.

— Можно и так сказать, — говорит он, встает со стула перед папиным столом и проскальзывает в смежную ванную, я полагаю, чтобы помыться.

Папа откидывается на спинку стула и смотрит на меня.

Между нами повисает неловкое молчание, пока я выдерживаю его убийственный взгляд.

Он вполне мог превратить меня в солдата, каким хотел, чтобы я