только крошки). Один глаз у него был белый, незрячий. Другой же внимательно глядел на пришельца, не упуская из виду каждое его движение. На дальней стене тихо шло вещание из телевизора, но вещание было настолько плохим, что понять идущую программы было невозможно.

— Че надо? — спросил старик своим хрипучим голосом.

— Вы Владимир Баилов?

— Да, я. А че?

— Я хочу задать вам пару вопросов насчет обвала на шахте Громова.

Старик взглянул на экран телевизора. Затем снова на журналиста.

— Тебе зачем?

— Я журналист. Специально приехал сюда, чтобы расследовать тот случай. Мне он показался…

— Чет ты трындишь слишком много, — перебил его Владимир. — Не нравится мне это. Говори по делу!

Костя немного опешил от такой грубости, но тем не менее продолжил, поскольку выбора у него не было.

— Так… я могу задать вам вопросы?

— Задавай уже! Сейчас фильм со Шварценеггером начнется! Не хочу пропустить.

Костя быстро достал свой возлюбленный блокнот и приготовился делать заметки, а на край кресла он включил диктофон. Владимир перевел свой томный взор в сторону телевизора.

— Хорошо, тогда кем вы работали на момент того времени?

— Работал помощником динамитчика, — кратко ответил Владимир.

— То есть, вы имели дело со взрывчаткой.

— Нет, блять, с кисками. — громко произнес он. — Ну, конечно, со взрывчаткой! Динамитчик же!

Костя попытался скрыть свое смущение.

— По какой причине произошел обвал? — продолжил он.

— А ты не знаешь, что ль?

— Ну… в отчете написано, что виной был неправильно поставленный динамит, но…

— Значит вот тебе и причина.

Старик, еще более разозлившись, практически полностью переключил свое внимание на экран потрепанного временем телевизора над холодильником.

— Просто мне хочется собрать полную информацию по тому случаю от непосредственных свидетелей.

Владимир промолчал, пока Костя сделал пару пометок в блокноте и решил продолжить.

— Можете описать все произошедшее в тот день?

Старик не ответил. Просто продолжал пялиться в телевизор своим невидящим взглядом, словно в этой комнате кроме его самого, никого больше нет.

— Владимир? — Попытался привлечь на себя хоть какое-то внимание Костя. — Вы меня слышите?

Тот не ответил. Даже глазом не повел.

«Вот и все, — подумал Костя. — Думаю здесь уже ничего не поделаешь».

Журналист по своему опыту был знаком с подобными людьми, которые настолько настырные, что из них даже слово вытянуть большое дело. Костя привык к тому, чтобы просто оставить все как есть, не пытаясь идти по краю пропасти. Поэтому сложив блокнот в свою сумку и уже собираясь ретироваться из этой хаты-помойки.

— Подожди, — неожиданно сказал Владимир своим хриплым голосом.

Костя сразу же вернулся в свое кресло. С интересом смотря на старика.

— Так вы расскажите?

Старик промолчал, но затем начал говорить. Сначала неуверенно, но затем его голос постепенно набирал силу:

— Помню…Тогда предчувствие у меня было нехорошее. В тот день, — поняв, что рассказ начался, Костя достал свой блокнот и продолжил слушать, быстро делая записи в блокноте, напрочь забыв о диктофоне. — У меня, порой, случалось, что внутри что-то болит. Словно сердце пытается сказать, мол «не делай этого» или «не иди туда». А я ведь всегда пытался это чувство в себе заглушить, понимаешь? Считал это просто идиотизмом или страхом с моей стороны. А жена моя, царство ей небесное, наоборот — всегда считала подобные случаи знаком божьим. Я ей всегда рассказывал про подобное ощущения, если те появлялись. Если делиться с кем-то подобной информацией, то на душе чуть лучше становилось, понимаете? Когда я снова в тот день рассказал об этом, так она сразу сказала, чтоб с работы отпросился. А я ж всегда к этим ее суевериям со смехом относился. Поэтому и порешил все же пойти на работу. Ох, не знал же я, что буду за свое неверие расплачиваться по сей день. Ну так вот, короче, пошел я на работу. Все как обычно: нам давали команды, и мы все исполняли. И вот, в очередной раз, пришел приказ на использования большого количества динамита в шахте. Очень большого. Это уже был первый звоночек. А я, как всегда, просто рукой махнул и сделал как велели — перенес кучу взрывчатки в пещеру. Пока мы возились с этими ящиками пол дня, эта боль в груди с каждым часом все сильнее и сильнее становилась. Когда поставил я последний ящик туда, куда нужно, то боль стала уже невыносимой. Пришлось отпроситься выйти наружу, пока мои коллеги, так сказать, делали остальную часть работы. Ну вышел на свежий воздух, закурил сигарету и БУМ! Под ногами дрожь и уши заложило. Все стоят в шоке, ничего не понимают, словно во сне. Тогда послышались крики. Все начали подбегать к пещере. Внутрь бежать. Это, конечно, было не по технике безопасности, но нами тогда руководил страх за коллег и друзей, а не глупые протоколы. Я и еще пару парней начали спускаться в шахту, пока перед нами, сквозь огромный слой пыли, не образовалась стена из обрушившихся камней. Она заполоняла весь проход. Даже тогда мы решили начать разбирать хоть какие-то камни, но обвал никак не хотел заканчиваться. В конце концов нас оттуда чуть ли не силой вытащили другие работяги. Ну и все на этом закончилось, или же началось, это как посмотреть. Ведь с того момента, каждый день приходили только самые грустные новости. Единственное, что только спустя сутки смогли Гришу спасти и всё. Я тогда поверил в бога после всего этого, ведь если не та боль, то не вышел бы я оттуда. Вот иконы решил повесить в доме, уже по собственной инициативе. Жена моя умерла лет пять назад. А мы с ней душа в душу жили, понимаете?

Владимир сделал глоток из пластиковой бутылки. Костя не успел рассмотреть ее содержимое. История произвела на него большое впечатление, но нужно было продолжать расспросы, только более аккуратно:

— Если вы не против, — сказал он. — Давайте вернемся к тому моменту, когда вы клали ящики со взрывчаткой, хорошо?

Владимир кивнул.

— Ага, — Костя что-то записал в своем блокноте. — Во-первых, вы не устанавливали динамит, верно? За вас это делали другие