к какой-то пока неведомой нам цели? Согласитесь, трудно ответить вразумительно на этот вопрос. На миллионера, как кто-то очень верно из вас заметил, он не похож. И вообще не похож он на человека, который любит цветы. Я даже почему-то уверен, что он их не любит. Глядя на него, добавлю, что человек он грустный и, судя по всему, озабочен проблемами весьма далекими от тех, которые волнуют нас с вами.

— Браво! — согласился Веселов. — Отдаю должное вашей проницательности.

— Не стоит. Цветы привезли не вы.

Пустовойт скептически покачал головой.

— Вы меня разочаровали, Голованов. Думаю, что пока не стоит назначать вас начальником производственно-технического отдела. Логика у вас явно хромает.

— А вы не спешите, Борис Юрьевич. Я еще не закончил свои вычисления.

— Идите вы со своими вычислениями в задницу. Чего доброго докажете сейчас, что это я привез цветы.

— С вашей стороны это было бы чересчур замысловатым ходом. Результат трудно было бы предугадать. А вы любите ясно поставленные и детально просчитанные цели и идете к ним, все основательно продумав.

Неожиданно в их пикировку вмешался Зарубин:

— Можете поверить мне на слово — я цветов не привозил.

— Подтверждаю, — кивнул Пустовойт.

— А я настаиваю, что больше их никто привезти не мог, — подвел итог своим выводам Голованов и сел на свое место. Притянул к себе свой недопитый стакан и одним глотком опустошил его. Повисла, чуть ли не минутная, неловкая пауза. Все смотрели на него и ждали, чем же все-таки закончится это нелепое расследование, возникшее, по мнению большинства, по совершенно пустяковому поводу.

— Может, тебе лучше по снабжению пойти? — не выдержал наконец Пустовойт. — Там довольно часто несуществующее приходится выдавать за реальное.

— Тогда уж лучше на ваше место, Борис Юрьевич, — огрызнулся Голованов. — Пример нашего участка прекрасное тому подтверждение.

— По-моему, мы двинулись совсем не в том направлении, — вмешался Зарубин. — В конце концов, какая разница, кто принес эти цветы. Мне кажется, они очень кстати на этом столе.

— Тем более, что вы, уважаемый Анатолий Николаевич, прекрасно знали, что именно на этот стол вы водрузите этот букет, когда собирались в эту поездку. Не пожимайте плечами — знали, знали. Так что никакое не совпадение — этот день рождения и ваш неожиданный приезд. Можете снова упрекнуть меня в нелогичности, Борис Юрьевич, но ровно год назад с похожим букетом в руках, примерно в это же самое время, товарищ Зарубин поднимался по лестнице дома номер одиннадцать в тридцать седьмую квартиру.

— Вы безнадежно ошибаетесь, Голованов, — грустно сказала Наташа. — Потому что ничего, совсем ничего не знаете.

Обращаясь только к ней, словно они вдвоем остались сейчас за столом, Голованов совсем тихо заговорил:

— Когда два месяца назад вы появились здесь с совершенно неожиданной и, на первый взгляд, бессмысленной миссией, то произвели на меня такое ошеломляющее впечатление, что я, смирив гордыню, запросил у очень хорошо знакомого радиста некоторые подробности вашей биографии. Радист оказался человеком дотошным и вскоре предоставил исчерпывающие сведения. Разведена, жила скромно и незаметно, трудилась в каком-то из отделов. Потом в Управлении появился новый начальник, а некоторое время спустя по кабинетам зациркулировали определенные слухи…

— И заполучив такие сведения, вы рискнули сделать мне предложение? — попыталась улыбнуться Наташа.

— Слухи вскоре стихли, потому что вы из отдела главного энергетика почему-то перекочевали сюда.

— Выходит, вы меня пожалели?

— Пожалел я, скорее самого себя. Впрочем, мы говорили о цветах… Которые я склонен считать достаточно бессовестной компенсацией за то, что уже два месяца Наталья Степановна высасывает из пальца несуществующие данные по несуществующему участку.

— Чего вам эти цветы покоя не дают? — не выдержал наконец Кодкин. — Подарили и подарили. По пятьсот рублей штука… Считай, пол-ящика водки. Хороший человек подарил. Верно, говорю? — подтолкнул он Веселова.

— Почему нет? — согласился тот.

Наташа неожиданно поднялась со своего места.

— Я, наверное, была бы очень рада, Павел Дмитриевич, если бы цветы привез тот человек, которого вы подозреваете. К сожалению, он не способен думать о таких мелочах. Вы ошиблись. Год назад цветов тоже не было. Борис Юрьевич прав — плохой вы отгадчик. Вы просто очень несчастный человек.

Ни на кого не глядя, она повернулась и прошла в свою комнату.

— Как нехорошо получилось, — грустно сказал Ефимов. — Она так старалась, ждала…

— Надо же когда-то все расставить по своим местам, — словно оправдываясь перед не сводившим с него глаз Зарубиным, пробормотал Голованов и снова потянулся за бутылкой.

Зарубин придержал его руку:

— Ты прав. Мы обязательно должны все расставить по своим местам.

— Хорошенькие он нам с тобой места отвел, — не выдержал Пустовойт. — Причем без малейших к тому оснований. Я тебе говорил, что с ним будет нелегко. А ты еще надеялся найти общий язык.

— Обязательно, — сказал Зарубин.

Он выбрался из-за стола, направился к лестнице и неожиданно стал подниматься наверх в «кабинет Голованова».

— Гляну, как ты там обустроился. Не против?

— Обязательно, — скопировал его интонацию и любимое словечко Голованов. — Выключатель слева от двери. Но кот давно убежал.

— Какой, к черту, еще кот? — не сразу врубился, выбитый из колеи происходящими не по плану событиями Пустовойт.

— Черный. Которого вы долго и старательно здесь обустраивали во славу родного Управления. Интересно, что вы теперь дальше с ним будете делать?

Голованов безнадежно махнул рукой и снова потянулся за бутылкой.

* * *

Зарубин поднялся в его «кабинет», включил свет и на некоторое время исчез из вида сидящих за столом. Он внимательно оглядел, а потом обошел рабочее пространство кабинета, остановился у стола, заваленного чертежами и папками, потом подошел к забитому крест-накрест досками одному из окон глядя сквозь щель на ночную темень, глубоко задумался. То, о чем он догадывался и размышлял все последнее время, сейчас стало облекаться в плоть неудобоваримой, с явным криминальным душком реальности, выбираться из которой предстояло немедленно. В сердцах обругал себя последними словами, что не сделал этого раньше. Выход был единственный — доложить обо всем на ближайшей коллегии министерства. Последствия просчитать трудно, но они неизбежны. Рано или поздно, еще не единожды придется возвращаться к тому, что здесь до него натворили. Мало никому не покажется. В том числе и ему. Скажут — а куда раньше смотрел? А не давали смотреть, водили вокруг да около. И то, что он здесь без году неделя, учитывать, конечно, не будут. Здесь единственным его союзником мог бы оказаться только Голованов. Но после того, что произошло там, внизу, рассчитывать на него, кажется, не приходится. Как говорится: «шерше ля фам». В Наташку, конечно, не влюбиться невозможно, по себе знаю. Но то, что она