в редких случаях - народные массы. Некоторое давление может возникнуть снизу, но в большинстве случаев оно организуется группами давления, преследующими особые интересы, или разжигается средствами массовой информации , которые продают военную лихорадку, или студентами, которые любят устраивать демонстрации. Есть некоторые общества с доминированием воинов, например, монголы или ранние арабы-мусульмане, а также несколько идеологических войн, в которых массовое движение оказывает давление на правителей. Однако Герман Геринг, лидер такого массового движения, в 1946 году перед казнью в камере Нюрнбергской тюрьмы в споре с американским юристом Густавом Гилбертом отверг эту возможность:

Геринг: Конечно, народ не хочет войны. Зачем бедному крестьянину рисковать своей жизнью на войне, если лучшее, что он может получить от нее, - это вернуться на свою ферму целым и невредимым? Естественно, простой народ не хочет войны - ни в России, ни в Англии, ни в Америке, ни, тем более, в Германии. Это понятно. Но, в конце концов, политику определяют руководители страны, а потащить за собой народ всегда просто, будь то демократия или фашистская диктатура, или парламент, или коммунистическая диктатура.

Гилберт: Есть одно отличие. В демократическом государстве народ имеет право голоса через своих избранных представителей, а в США только Конгресс может объявлять войны.

Геринг: О, это все хорошо, но, есть голос или нет, народ всегда можно заставить подчиняться лидерам. Это легко. Достаточно сказать, что на них напали, и обвинить пацифистов в отсутствии патриотизма и в том, что они подвергают страну опасности. Это работает одинаково в любой стране. 2

Геринг был прав, хотя его слова не очень-то способствовали его шансам на выживание! Даже в США президент и его советники могут манипулировать войной. Война - это спорт правителей. Для масс главным проклятием является война, а не то, кто в ней побеждает. Однако институционализированные властные отношения приводят к тому, что массы идут за своими правителями в бой, иногда даже с энтузиазмом. У них нет альтернативных источников знаний, кроме тех, что им сообщают правители о злодеяниях врага, и они, как правило, заранее не знают, насколько страшной окажется война, ведь войны - это нерегулярные события. Молодым людям война заранее представляется мужским приключением. Для солдат реальность наступает только в первом бою, а для гражданского населения, мужчин и женщин всех возрастов, - только в ходе длительных, дорогостоящих войн или когда война идет в их собственных полях и городах. Войны могут быть лишь поверхностно популярны, но этого достаточно, чтобы начать их, а затем они затягивают в ловушку всех. Солдаты могут попасть в ловушку военной иерархии, поля боя, собственных ценностей или чувства долга "выполнить работу". Бывший президент Герберт Гувер в своей речи в 1944 году заявил: "Старшие мужчины объявляют войну. Но сражаться и умирать должна молодежь". Война - это заговор старых правителей с целью убийства молодых. Война также обычно была мужским занятием, хотя женщины, как правило, считали войну необходимой и призывали своих мужчин воевать, позоря их, если они этого не делали. Лишь немногие женщины были пацифистками; скорее, их не просили воевать.

Редкий интерес населения к внешней политике привлек циничные взгляды на войну как на политический инструмент, используемый высшим классом. В XVI веке Томас Мор в своей "Утопии" дал этому выражение: "Простой народ идет на войну не по своей воле, а побуждаемый к ней безумием королей". 3 Марксисты выдвигают современную версию: война - это стратегия правящего класса, направленная на перекладывание внутренних классовых конфликтов на внешнего врага. Однако Леви приводит доказательства того, что такое случается редко, а Джеффри Блейни утверждает, что правительство, ослабленное внутренними противоречиями, может захотеть сплотить вокруг себя флаг, придумывая внешние угрозы, но вряд ли пойдет на объявление войны. 4 Вместо этого он обнаружил в период 1816-1939 годов, что нация, ослабленная внутренними противоречиями, с большей вероятностью подвергнется нападению со стороны других. Кроме того, правителям опасно вооружать своих подданных. Победа в войне 1914-18 гг. могла бы способствовать укреплению власти Габсбургов и династии Романовых, что и предполагалось теми, кто настаивал на войне. Но поражение привело к революции, когда рабочие и крестьяне взяли в руки оружие, о чем предупреждали раскольники при обоих дворах. В краткосрочной перспективе "военная лихорадка" действительно ослабляет классовую напряженность, а быстрая победа легитимизирует правителей, но длительные военные действия приводят к успеху (да и то не всегда). Сегодня споры между ядерными державами не могут рационально перерасти в войну, но нагнетание страха перед другой стороной полезно для сохранения своего правления. Современная террористическая угроза, как правило, преувеличена, но она приводит общество в состояние постоянной готовности к угрозе, усиливая государственную власть и урезая гражданские права, но при этом не подвергая риску большой войны.

Марксисты правы в том, что решения о войне принимает правящий класс, в результате чего гибнут другие классы. Они также правы в том, что при докапиталистических способах производства с экономическими излишками они обычно изымались у непосредственных производителей силой в виде несвободных трудовых статусов, таких как крепостное право, корветный труд, рабство, и все это под контролем военной силы. Это было необходимо для того, чтобы правители могли жить в роскоши или вообще вести войны. Но являются ли войны рациональной стратегией господствующих классов для предотвращения классового конфликта? Правители должны быть уверены в том, что быстро выиграют войну, хотя мы увидим, что излишняя уверенность в победе - нормальное явление. Возможно, правители чаще всего вступают в войну, чтобы продемонстрировать соперничающим элитам свою политическую силу. Более типичным могло быть раздувание конфликта внутри правящих классов, а не между ними.

Раньше политологи утверждали, что демократические государства не воюют, но это не так. Институционализированные демократии редко страдают от гражданских войн, поскольку имеют рутинизированные избирательные процедуры для смены режима, в то время как монархии и диктатуры периодически страдают от кризисов преемственности, а демократизирующиеся общества в этнически плюралистических странах уязвимы к гражданским войнам и этническим чисткам, как я показал в своей книге "Темная сторона демократии". Аргумент "демократического мира" был модифицирован в утверждение, что демократии не воюют против других демократий. Леви утверждает: "Отсутствие войн между демократиями как ничто другое приближается к эмпирическому закону в международных отношениях". Но это происходит оттого, что внимание сосредоточено на войнах между крупными представительными демократиями, в основном западными, в период после 1816 года. При этом игнорируются более ранние демократии, ведущие войны, такие как некоторые греческие города-государства и некоторые ранние шумерские города-государства - весьма несовершенные демократии, да, но и наши тоже. В современных колониальных войнах участвовали многие