Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 195
Перейти на страницу:
отягощают мозг нынешних лиц, принимающих решения, но не только в виде кошмаров. Одним из основных предикторов гражданских войн являются предыдущие гражданские войны в конкретной местности. То же самое справедливо и для межгосударственных войн. Социологи называют это "зависимостью от пути": нынешний путь зависит от прошлых путей или, по крайней мере, существенно ограничен ими. Хотя мы не можем возвести зависимость от пути в закон, она является тенденцией в тех контекстах, где прошлое было относительно успешным. Прошлые победы приводят к росту амбиций, самоуверенности и, в конечном счете, высокомерию. Милитаризм "встраивается" в культуру и институты, в результате чего война воспринимается как нормальное и даже благородное дело, что повышает ее вероятность.

 

Контексты 3: геополитика, реализм

Начиная с Фукидида, Макиавелли и заканчивая современными политологами, геополитика рассматривается как бесконечное стремление соперничающих государств к власти, неизбежно приводящее к войнам между ними. Доминирующей теорией был "реализм". Государства являются единственными акторами в "анархическом" международном пространстве; над ними нет арбитра, обладающего международным правом, в отличие от верховенства права, которое обычно существует внутри государств. Таким образом, государства не могут быть уверены в намерениях других государств, но они исходят из того, что чем больше их собственная мощь, тем меньше вероятность нападения на них. Поэтому все они наращивают свою мощь. Это, однако, приводит к "дилеммам безопасности". Чтобы обеспечить безопасность государства, его лидеры должны готовиться к возможной войне, наращивая военную мощь, возможно, только для обороны, но это настораживает соперников, заставляя их также наращивать свою военную готовность. Заразительное чувство незащищенности делает войну более вероятной. Для начала процесса эскалации может потребоваться всего лишь одно агрессивное сообщество или государство. Иногда никто из тех, кто оказался втянутым в эскалацию, изначально не желал войны. Реализм может быть "наступательным" или "оборонительным". Джон Миршаймер, сторонник наступательного подхода, утверждает, что государства будут постоянно стремиться к все большей и большей власти, в то время как Кеннет Уолтц, сторонник оборонительного подхода, говорит, что баланс сил делает государства довольными, когда они приобретают достаточно власти, чтобы выжить и чувствовать себя в безопасности.

Отсутствие безопасности также означает, что все действующие лица утверждают, что ведут борьбу в целях самообороны, что, как правило, считается законным. Многие правители, которых мы могли бы считать агрессорами, парадоксальным образом утверждают, что именно они находятся под угрозой, нанося удары в страхе перед другими хищными государствами. Германские правители в 1914 г. заявили, что Великобритания "душит" их по всему миру и что российская военная модернизация вскоре будет угрожать им на суше. Японские правители во Второй мировой войне использовали ту же метафору, а главным душителем считали США. Эти опасения были небезосновательны, хотя именно ответные действия Германии и Японии привели к войне. Поскольку реалисты объясняют готовность к войне необходимой самозащитой от неопределенности геополитики, они склонны снимать с правителей вину за провоцирование актов агрессии. Однако правители всегда могут прибегнуть к дипломатии вместо войны. Люди стремятся к коллективной и распределительной власти, к сотрудничеству, а не к конфликту, чтобы достичь желаемого. Причем для достижения своих целей они могут использовать любой из четырех источников власти, а не только военную силу.

Действительно, большинство геополитических отношений менее управляемы, чем отношения внутри государств, за исключением гражданских войн, дворцовых переворотов и репрессивных правителей, убивающих большое количество своего народа. Но к "анархии" следует относиться как к переменной, присутствующей в той или иной степени. Вендт выделяет три степени анархии в европейской истории. Самую воинственную он называет гоббсовской анархией, когда государства практически не разделяют никаких норм и воспринимают другие государства как врагов. Он относит ее к Европе до 1648 года. Средний уровень он называет локковской анархией, когда европейские государства воспринимают других как соперников, но принимают нормы, подобные понятию "живи и дай жить", признавая право друг друга на существование. По его мнению, это характерно для Вестфальской системы Европы, сложившейся после 1648 года. Самый низкий уровень анархии он называет кантовским, когда государства сотрудничают друг с другом под влиянием концепции "помощи другим", основанной на "коллективной идентичности" и общих нормах поведения: война вытесняется в пользу сотрудничества, как в Западной Европе после 1945 года. Первые два периода мне кажутся проблематичными (см. главу 8), но реальная геополитика действительно содержит различные степени анархии. В этом томе мы противопоставляем крайне анархичную среду Японии XVI века (глава 7) мягкому случаю постколониальной Латинской Америки (глава 9).

Реалисты отмечают альтернативу анархии. Одно государство-гегемон может "стучать головой", добиваясь геополитического порядка и мира, поскольку обладает подавляющей военной и, как правило, экономической мощью в своем регионе, а также лидерством, считающимся легитимным у других государств. В нем сочетается то, что Макс Вебер называл доминированием и авторитетом. Образцовыми примерами являются Великобритания в XIX веке и США с 1945 года. Однако гегемоны встречаются нечасто. Если государство кажется потенциально гегемонистским, другие могут создавать против него "балансирующие" союзы. Однако ни Британия, ни США, ни Римская республика, ни китайская династия Цинь не могли противостоять гегемонии, поэтому существуют особые предпосылки для создания балансирующих союзов. Правители должны быть уверены, что их союз сможет победить потенциального гегемона и что их союзники выполнят свои обязательства, поскольку если одни пойдут на сделку с гегемоном, то другие окажутся в большей опасности. Анархия означает, что союзникам нельзя полностью доверять. Действительно, балансирующая коалиция также требует нормативной солидарности между союзниками, но нормы в реалистической теории отсутствуют. Союзники также должны опасаться доминирующей державы, если они хотят объединиться против нее. С 1945 года в Западной Европе, где Соединенные Штаты считаются защитой этих стран от более страшных хищников, дело обстоит иначе. Понятие анархии полезно, но вариативно.

Я более скептически отношусь к другому основному тезису реалистов: что государства - это своекорыстные, унитарные акторы, рационально использующие тщательно просчитанные средства для достижения своих целей и стремящиеся максимизировать свои перспективы выживания и роста. Таким образом, мы должны обнаружить, что правители выбирают войну, а не более мирные формы власти, когда это позволяет лучше достичь желаемых целей. Однако между двумя тезисами реализма - анархией и расчетом - существует неявное противоречие. Анархия порождает тревогу и страх перед другими, который возрастает по мере приближения возможности войны, но это эмоциональные состояния, способствующие скорее безрассудному, гневному или паническому поведению, чем спокойному расчету. Решения о войне или мире обычно принимаются в условиях нарастающей напряженности как внутри страны, так и за рубежом. Таким образом, не все реалисты делают акцент на расчетливой эффективности. Уолтц утверждал, что государства часто действуют нестратегически, безрассудно, но он не отказывается полностью от рациональности; он говорит, что когда государства действуют

1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 195
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?