Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конан!..
— Вижу, не слепой. Однако раз гриф не кинулся на нас сразу, значит, его дело — вредить нам как-то по-другому… Сейчас спросим.
— ЧТО?! Ты собираешься…
— Да. Помолчи-ка. И — прикрывай. — Конан и правда, подошёл к грифу, настороженным взором следящим за людьми с насеста в виде узорчато-мозаичного шестиногого столика. Тыкать при этом носком сапога в пол перед каждым шагом киммериец не забывал:
— Приветствую тебя, о почтенная птица. Ты понимаешь меня?
Как ни странно, но ответ прозвучал сразу. Птица словно только вопроса и ждала, чтоб открыть свой страшный загнутый клюв:
— Привет и тебе, чужеземец. Я понимаю этот язык.
Однако продолжения не последовало, и Конану пришлось сказать:
— Прости за невежливость. Я имею в виду, извини, что мы не спросили твоего разрешения, чтоб войти в эти покои. Мы ищем принцессу Малику. Ты не знаешь, где она?
— Ничего, я не в обиде, что вы вошли без спросу. Потому что покои-то — не мои. Они как раз и принадлежали принцессе, пока она ещё жила здесь…
Но её забрал отсюда Ворух.
— Кто такой — Ворух?
— Ах, верно. Вы не можете знать его имя. Ворух — маг, захвативший этот дворец, и живущий здесь… Не знаю уж, сколько лет. Мне кажется, что уже несколько сотен!
— Но кто же ты? Раз не пытаешься напасть на нас, думаю, ты… Не с Ворухом?
— Нет, я — не с ним. Я — кормилица Малики, а в грифа превращена в наказание. За то, что попыталась защитить свою ласточку от грязного и наглого хама!
— Феруза-опа?! — глаза у Садриддина буквально полезли на лоб.
— Да, Садриддин. Не удивительно, что ты меня не узнал. А вот я тебя отлично помню. И серенады, которые ты пел под стеной сада, и верёвку твою глупую, которую стражники унесли, а я — снова выкрала, да через стену перекинула. Чтоб ты, балбес влюблённый, мог спасти свою шкуру, когда настал час обхода!
— Ах!.. Так это вы, Феруза-опа, тогда…
— Да, мальчик. Но смотрю, ты вырос в сильного и упрямого юношу. Да и напарник у тебя — настоящий воин! Вместе вы, может, и достигнете успеха там, где восемь добравшихся сюда смельчаков потерпели поражение. И всё равно: чтоб спасти Малику, Воруха вам придётся убить. Иначе он не выпустит вас отсюда: будь то с принцессой, или без неё.
— А где сейчас Малика?
— Она — на половине падишаха, которую облюбовал для себя новый хозяин дворца. Он там развлекается с ней, унижая, и заставляя делать то, что принцессы никогда не делают: мыть полы, стирать, убирать его покои… Петь и танцевать.
— Ах!.. А как же её ручки — такие изящные и тоненькие!.. Но почему, — У Садриддина снова лицо пошло пятнами, и шея покраснела, — Она не откажется?!
— А как она может? Ведь тогда Ворух убьёт её отца!
— Но ведь Мохаммад шестой…
— Я думаю, что он — спасся, и сейчас всё так же правит в Биркенте. Но Ворух создал настолько правдоподобного двойника, что даже родная дочь — принцесса! — не может его отличить! Вот и старается, чтобы старика не пытали, и не морили голодом.
— Проклятье! Бэл раздери!.. — Садриддин употребил и другие слова, топая, и сжимая в бессильной ярости кулаки, — Мерзавец! Да за одно это!.. Бежим скорее! Где он?!
— Спокойней, юноша. С магом можно справиться только с холодной головой и крепкими руками!
— Прислушайся к совету твоего напарника, Садриддин. Он дело говорит. С разумом, затуманенным жаждой мести и яростью, ты много не навоюешь — падёшь жертвой первой же ловушки. Или Стража.
— Ты… Права… — юноша выдохнул, и разжал кулаки, взглянув на ладони, — И я теперь благодарю Небо за то, что оно послало мне такого… Трезвомыслящего напарника, и тебя, о кормилица моей возлюбленной! Подскажи же, что нам теперь делать?
— Ну, во-первых, вам неплохо бы узнать побольше о Ворухе, и его привычках. Чтоб не совать голову в его пасть, а трезво оценивать свои возможности и знать о его слабых сторонах… Предыдущие восемь храбрецов, думаю, уже погибли. Потому что считали ниже своего достоинства заговорить с безмозглой птицей! А я не могу начать говорить, пока кто-нибудь не начнёт первым!
— Заклятье?
— Заклятье. Ворух таким образом как бы издевается над этими беднягами: сообщая им потом, что они могли бы… Но — не захотели! А во-вторых…
— Да?
— Во-вторых вам всё равно придётся перебраться в другое крыло дворца. Потому что Ворух-то рассчитал правильно: все спасатели вначале, разумеется, идут сюда!
Рассказ про чародея и его привычки, впрочем, много времени не занял.
Воочию, так сказать, лицом к лицу, Феруза-опа видала мага лишь однажды — как раз когда он домогался руки и других мест принцессы, и кормилица высказала ему всё, что о нём думает, и все пожелания относительно его дальнейшей судьбы.
За что и поплатилась.
Выглядел маг, впрочем, как вполне обычный человек. Только толстый, и самовлюблённый (Ну, это-то Конан, как уже встречавшийся с магами, легко мог понять: самомнение у волшебников — всегда до небес!..) до безобразия. Лет ему на вид можно было дать около сорока. Бородка, усы. Оружия никакого. Всё оружие — в кончиках пальцев, откуда пошёл фиолетовый свет, словно обернувшийся вокруг тела кормилицы, и впитавшийся в кожу. После чего она и стала… Тем, кем стала.
— А почему же вы не попытались отсюда… Хотя бы улететь?!
— Эх, Садриддин. Сразу видно — неопытен ты ещё. И не заметил того, что твой напарник давно уж разглядел, — птица чуть привстала, и юноша с содроганием заметил, что ноги грифа заканчиваются не лапами, а узорчатой столешницей. Несчастная была навеки прикована к своему насесту — прикована прочней, чем любой цепью!
— Ах, няня!.. Но как же нам вас…
— Освободить? Никак. А вот если вы убьёте чародея, думаю, оковы колдовства спадут сами собой. Так что оставьте меня здесь, и идите. Туда, куда зовёт тебя сердце, юноша, и тебя — твоя жажда наживы и славы, северный воин. К вашей цели.
Только помните: маг, перед тем, как начать колдовать, обычно вскидывает руки к небу, и перебирает пальцами: может, концентрирует волю, может — получает какую-то силу из воздуха… Не знаю. Но без этого перебирания он не колдует. Это мне позже передала Малика, пока чародей спал. Она видела, как