Сердце рухнуло с высоты, когда они завернули к дому Вилкок. Сидя на крыльце, троицу поджидал мрачный, как самое убийственное небо, Грэм. По спине Мари промчались мурашки. Неужели, узнал о договоре? Но как?! Роксэль не посмеет. Если откроет рот, лишится поста. Не говоря уже о должности главы совета, на которую претендует.

— Пора возвращаться в Зимний Дворец? — уточнила Мари чужим голосом, чувствуя, что дело в другом. Иначе бы Грэм не смотрел столь пронзительно.

Только бы не случилось то, чего она страшилась, страдая от бессонницы часы назад!

— Пора, — ответил наставник едва слышно. — Отбываем утром. Но я пришёл не за этим...

Внутренности скрутило в спираль, ноги сделались ватными. В глазах начало темнеть, словно тучи завладели посёлком за считанные минуты.

— Говори же! — приказала тайная Принцесса, не заметив, как перешла на "ты".

— Мари, спокойно, — Иллара сжал её ледяную ладонь. — Я не к тебе.

Стихийница не сразу осознала, что именно сказал наставник. А когда значение слов достигло разума, сердце, почти переставшее биться, заколотилось, как безумное. Беда, постучавшаяся в двери друзей, не лучше собственной.

Грэм шагнул к тайным жениху и невесте. Мельком заглянул в испуганные глаза Далилы и положил ладонь на плечо Ноя.

— Мне очень жаль, Ури, — начал он непривычно мягко. — Но у меня плохие новости. Из дома. Твоя мама...

Последнее слово — самое страшное из всей речи — потонуло в громком возгласе Далилы. В следующий миг девушка зажала рот руками, отчаянно глядя на Ноя, ставшего белым, как свежий снег. Мари пошатнулась, подумав вдруг об иронии беспощадной судьбы.

Ведь Морта Ури могла покинуть этот мир в любой другой день.

А теперь её смерть грозила стать проклятьем для запретной любви...

Мари, не отрываясь, смотрела на башни Академии Стихий с высоты одиннадцатого этажа Зимнего Дворца, но думала вовсе не о годах, проведенных в стенах лилового Замка. На душе было слишком уныло для светлых воспоминаний. Представлялись лица друзей после страшного известия, принесенного Грэмом. Искаженные от горя черты Ноя и страх в погасших глазах Далилы.

— Это ведь знак, да? — тихо спросила Вилкок, когда новоиспеченный жених отбыл в Летний Дворец по приказу отца Германа Ури. — Дурной знак?

— Нет, — решительно соврала Мари, хотя сама постоянно думала о том же. — Всего лишь совпадение. Уверена, Ной считает также.

— Тогда почему он уехал, не попрощавшись? — в едва слышный вопрос Далила вложила всё отчаянье, терзавшее раненное сердце. Глянула на подругу несчастно, будто молила о спасительной лжи.

— Он слишком потрясён, — попыталась Мари объяснить поступок Ноя. В том числе и себе. — Они с матерью последние месяцы не общались. От этого ему ещё тяжелее...

Последующие часы стихийница неоднократно пыталась связаться с другом через осколок. Оставила два сообщения со словами сочувствия и поддержки, но парень не отзывался. Хотелось верить, что Ури где-то забыл особенное зеркальце, а не нарочно молчит, не желая общаться. Ох, только бы они с Далилой снова не отдались друг от друга! Это будет горько. И чревато последствиями...

Лучи Весеннего солнца отразились в стеклах Академии, и Мари очнулась. От горюющего Ноя и оставленной во владениях совета взвинченной Далилы мысли перенеслись в настоящее. В квадратный белый зал — угловой, выходящий окнами на восточную и южную стороны Зимнего Дворца. На море и соседние Замки, включая любимый — лиловый. Всего в апартаментах, в которые привёл подопечную Грэм вчера утром, было восемь комнат. Стихийница несколько часов бродила по ним, не понимая, что ей одной делать с таким простором? И задавалась главным вопросом: как Король собирается объяснить окружающим хоромы, подаренные безродной шу?

Спрашивать было некого. Грэм сразу простился, сославшись на лавину срочных дел, Инэй объявляться не торопился, оставив дочь вариться в собственном соку. Только Эрм Туи пришёл "на поклон" — сообщить, что его назначали "личным стражником зу Ситэрры", а заодно дали в подчинение двух расторопных и не болтливых парней, отобранных лично Бо Орфи. Да горничная с кухаркой ждали распоряжений, которые Мари не спешила отдавать. Аппетита не было, а одеться и причесаться она была способна и сама.

Не зная, чем себя занять, стихийница провела ревизию нового имущества. Покачала головой, обнаружив в шкафах горы парадной и повседневной одежды — красивой и богатой. Шкатулки в будуаре изобиловали украшениями: заколками, подвесками, браслетами и серьгами. Не Королевскими, но изысканными и недешевыми. Приложив к себе жемчужные бусы, Мари чуть не расплакалась, как ребёнок. Всё это было выше её сил. Слишком много дорогих вещей вокруг. И чересчур много белого цвета. А маленькая бродяжка, жившая внутри, не желала понимать и принимать, что родилась Принцессой.

...Он появился вечером, когда башни Замка оказались в плену у темно-серых низких туч, готовящихся низвергнуть на землю злые молнии и потоки холодной воды. Вошёл почти бесшумно, остановился за спиной хозяйки восьмикомнатных апартаментов. Но Мари, вновь прильнувшая к окну, услышала шаги и сразу поняла, что за гость пожаловал. А кого бы ещё новоявленная охрана посмела бы впустить без доклада.

Девушка набрала в грудь побольше воздуха, готовясь посмотреть в синие глаза стихийника, ещё недавно вызывавшего панический страх. Плотно сжала губы, чтобы с них не сорвалось привычное "Ваше Величество". Обернулась и зачарованно замерла. Он был таким же, как она помнила — высокий, привлекательный, мужественный. Белые одежды и светлые волосы предавали облику благородство. Но произошли и перемены. Исчезли надменность и ледяная суровость. И дело, кажется, было не только в "маске", которую Король "снимал" перед близкими. Тайная Принцесса почувствовала: Инэй выглядел спокойнее, а печать усталости на лице стала менее глубокой.

— Здравствуй, Мари, — Король нарушил молчание первым, заметив, что дочь испытывает неловкость. — Рад твоему возвращению. Хотя, подозреваю, ты считаешь иначе. Тебе понравился новый дом?

Девушка ахнула, всплеснула руками.

— Хозяйка из меня никудышная, — призналась она, пряча смущение. — Я даже не предложила вам.... тебе... присесть.

— Это лишнее, — отмахнулся Инэй, подходя ближе. — Нам с тобой ни к чему соблюдать этикет и светскую любезность.

— Хорошо, — кивнула она, мысленно гадая, кем станет для неё Инэй в ближайшем будущем: другом или надзирателем.

Король внимательно оглядел лицо дочери, а Мари подумала, что в синих глазах снова отсутствует привычный лёд, зато появилась нежность. Та самая, с которой четыре месяца назад Его Величество смотрел на настоящую жену. Впрочем, это ничего не меняло. Северина обожала Снежана, но он, как и нелюбимый отпрыск Инэй, был узником в родном Замке.

— Ты не ответила на вопрос, — напомнил Его Величество. — Как дом? Только не говори из вежливости, что всё идеально. Не поверю.