– Зато я помню, – спокойно ответил я. – Сначала ты поймалменя в коридоре. А потом вернулся и начал ломиться в номер к госпоже Ивченко.

– Какой ужас, – вздохнул Феликс, – надеюсь, я не сказал ейничего обидного.

– Сказал. Очень много сказал.

– Она тебе рассказала, как я себя вел? – ужаснулся Феликс.Или он притворялся? Ведь он вчера очень даже соображал. Во всяком случае, онбыл не так пьян, чтобы ничего не помнить.

– Ничего она мне не сказала, – я наклонился к нему ещё ниже,– и ничего не могла рассказать. Мне это было не нужно. И знаешь почему? Ясегодня ночью был у неё и слышал все гадости, которые ты про меня говорил.

– Я говорил? – он нахмурился, и я понял, что он врет.Элементарно врет. Вчера он был совсем не таким пьяным. Сначала он проверялменя, пытаясь выяснить, пойду ли я к ней или не пойду. А потом заявился к Юлии,чтобы остаться у неё, если она пустит. Наплевав на все наши договоренности. Ноона его выгнала, и теперь он вдруг понял, почему я так торопился его прогнать ипочему торопилась Юлия. Он всё понял, для этого он был слишком умным ирасчетливым человеком. Понял и испугался, что наговорил вчера лишнего.

– Говорил, – ласково протянул я, – и про мою слабость, и промою возможную импотенцию. И как я не удовлетворял собственную жену…

– Честное слово я ничего не помню, – сказал он, чуть повышаяголос. Леонтий Яковлевич, уже развернувший газету, посмотрел на нас. Но ничегоне сказал.

– Зато я хорошо запомнил, – я по-прежнему улыбался, – ипоэтому попрошу твоего Равлюка дать нам общие апартаменты. Вернее, я его ужепопросил. И заодно уволю своего болтливого врача, который рассказал тебекакие-то небылицы про меня. Спроси лучше у Юлии, как я себя вел сегодня ночью.И получишь полное удовольствие. У меня все в порядке, Феликс. Честное слово.Посмотри на нашу гостью, и ты всё поймешь.

– Я ничего не понимаю, – снова жалобно произнёс Феликс. – Тыизвини, если я сказал что-то лишнее. Честное слово, я не хотел тебя обидеть.

– Что у вас вчера произошло? – наконец спросил ЛеонтийЯковлевич, убирая газету.

– Ничего, – дружно ответили мы, – все в порядке.

– В общем, держись, Феликс, и не думай, что у меня естьпроблемы. У меня всё хорошо, – я похлопал его по плечу и вернулся на место. Виду моего спутника был достаточно жалкий. Он все время вертел головой.

– Что ты ему сказал? – спросила Юлия, когда я уселся рядом сней.

– Все в порядке. Я объяснил ему, как нехорошо приходитьночью к посторонней женщине и говорить гадости про своего друга. Кажется, онпонял.

– Ты его испугал. У него такой несчастный вид.

– Он не подумал, что я могу услышать его слова. Решил, что яотсиживаюсь в своём номере. И вообще я думаю, он пытался заменить меня в твоейпостели на всю ночь. Но сначала нарвался на меня, а потом на тебя. И мыиспортили ему всю обедню.

Она улыбнулась.

– Я хотел у тебя спросить, откуда вы знаете друг друга?

– У нас были общие знакомые, – ответила Юлия, – один извладельцев нашего журнала, прежних владельцев, конечно, был его близким другом.По-моему, они вкладывали деньги и в эту компанию – АРМ, которой владел Феликс.И тогда мы познакомились. Все время бывали в одной компании. Я обязана была тамбывать как главный редактор.

– Вы с ним спали?

– Нет. Он мужчина не в моём вкусе. И можешь не сомневаться,если бы мы с ним спали, то я бы тебе об этом сказала. Но у нас ничего не было.Только дружеские поцелуи на совместных вечеринках. Вот и всё. Хотя, по-моему,он всегда был готов к любой встрече. Он вообще известный бабник.

– Да. Я знаю, – я откинулся в своём кресле.

Стюардессы уже разносили нам напитки. А потом началсянастоящий кошмар. Во всем виноват этот Равлюк, нужно было узнать, какая погодабудет на маршруте. Когда мы пересекали Аравийское море, было ещё довольносносно, хотя нас уже тогда трясло довольно ощутимо. Затем мы пересекали Индию,и здесь трясло уже очень сильно. А над Бенгальским заливом мы попали в ураган,самый настоящий ураган. Летчики, оказывается, получили предписание посадитьсамолет, если будет сильный ураган, и вернуться в Индию. Им разрешилипродолжать полет на своё усмотрение. И они решили его продолжать. Я вообще непонимаю такую дурацкую формулировку. Для пилотов полеты – нормальная работа, атурбулентность – лишь издержки этой работы. И многие командиры решаютпродолжать полет, когда пассажиры умирают от страха. Вот и теперь. Капитанрешил продолжать наш рейс. И нас трясло так, как никогда в жизни.

Включилось табло, и нам предложили пристегнуться. Юлия взяламеня за руку, как будто я мог ей помочь. Я никогда не боялся летать самолетами,более того, считал их самым удобным и надежным видом транспорта, но во времяэтой качки я начал менять своё мнение. Два раза появилась довольно испуганнаястюардесса, которая жалобно спрашивала, что нам нужно. По-моему, мы меньшебоялись, чем она. Огромный самолет трясло так, словно он должен был в любуюсекунду развалиться на куски. Командир менял высоту, уходил в сторону,предпринимал разные маневры, но все было безрезультатно. Нас бросало из стороныв сторону. Я видел, как Алла сжалась и что-то бормотала. Леонтий Яковлевич убралсвою газету и сидел мрачный, бросая на нас хмурые взгляды, как будто кто-то изнас был виноват в этом урагане.

Феликсу стало совсем плохо, и его начало тошнить. Онподнялся и с трудом дополз до туалета. Даже Ибрагим, которого трудно былонапугать, сидел злой и красный, громко бормоча какие-то ругательства. В один измоментов я не выдержал и начал отстегивать ремень.

– Что ты делаешь? – удивилась Юлия.

– Объясню капитану, чтобы поворачивал обратно. Так большенельзя, – зло произнес я, с трудом пытаясь подняться.

– Он не послушает, – резонно возразила Юлия, – не нужно дажепытаться. Они не откроют тебе дверь и могут даже решить, что ты пытаешьсязахватить их самолет. Они могут подумать, что ты террорист.

К нам уже спешила стюардесса.

– Садитесь, – она пыталась выдавить улыбку, но улыбкаполучалась жалкой и вымученной, – вам нужно сесть и снова пристегнуться.

– Так больше нельзя, – громко сказал я по-английски, –необходимо возвращаться. Это самолет, а не качели.

Нас тряхнуло так, что стюардесса чуть не упала. Не дослушавменя, она поспешила обратно, хватаясь за кресла. Капитан обратился к пассажирамс извинениями, объяснив, что мы попали в самый центр урагана и скоро из неговыйдем. Это «скоро» растянулось ещё минут на двадцать или тридцать. Даже двоефлегматичных азиатов, которые находились с нами в салоне первого класса, былиявно напуганы и все время что-то говорили друг другу. Но их поведение былоиным, словно они беспокоились, но твердо знали, что всё будет хорошо. Такволнуются люди, когда понимают, что могут опоздать к месту встречи, и не думаютоб угрозе своей жизни.