по плечу. Может, это только мне так кажется, а? А вы как думаете? — обратился Андро ко всем сразу.

Важа Джапаридзе с отсутствующим видом смотрел на дорогу. Голос главного инженера раздражал и бесил его, но он старался сдержаться.

— Что ты на это скажешь, Уча?

— Здорово это вы, товарищ Андро. Лекарство, оно и есть лекарство, — восторженно отозвался Уча.

— Можно и тебе задать тот же вопрос, Важа?

— Что это вы все заладили — любовь да любовь? — холодно отрезал Важа.

— К сожалению, ты опять ошибаешься, Важа, — огорчился Андро ответу Важи. Он никогда не умел скрывать своих чувств и всегда говорил правду в глаза, независимо от того, нравилось это или нет собеседнику. — Ты ошибаешься, что я сегодня только о любви и говорю. А если и говорю, что же в том плохого, скажи на милость? Я не вижу причины не говорить об этом. Вот этот человек любит девушку. И девушка отвечает ему взаимностью. А быть вместе они не могут. Не счесть, сколько людей находится в их положении. И все эти люди с надеждой смотрят на нас: когда это мы удосужимся наконец осушить болота? А вот ты не торопишься, словно бы тебя это и вовсе не касается, — внезапно Андро остановился и обратился к Уче: — Это ты давеча песню пел?

— Я.

— Славная песня. Ее сейчас по всей Колхиде распевают. Давай споем, а?

Исчезают старые болота,

И скоро я увижу новую землю:

Вот нарождается мой двор

И зеленеет мое поле.

Андро запел звучно и мощно. Песня билась в крышу машины, в дверцы, стучалась в стекла, словно ей было тесно и она старалась вырваться на свободу.

Уча задорно подпевал Андро.

— А вы чего не подпеваете? — повернулся к Серовой и Джапаридзе главный инженер. — Сегодня ваш день, вам и петь. А вы носы повесили. Хватит кукситься, подпевайте, ну же! — Андро прекрасно знал причину их размолвки, но не подавал виду.

Галине Аркадьевне явно было не до песен, но она все же стала подпевать вполголоса. Зато Важа и бровью не повел.

Моя любимая ода́

Украшает мой обновленный край,

Солнце войдет в наш дом,

Приоткрыв широкую дверь.

— Ты, случаем, не знаешь, кто написал эту песню, Уча? — как только закончили петь, спросил Андро Гангия.

— Знаю, как же, это стихи Александре Саджая. Вы разве не слышали?

— Песню, как видишь, я знаю, а вот кто автор, не помнил. Отличные слова: «Солнце войдет в наш дом, приоткрыв широкую дверь». Нет таких дверей в хижинах и отродясь не было. И солнцу в хижину было не войти. А вот народ уже построил просторные дома с широкими дверями, он видит новую землю и новое солнце. Так тому и быть, Уча. Давай начнем сначала. Идет? Впрочем, нет, лучше пока закончить.

Уча продолжил, Гангия и Галина Аркадьевна подхватили песню. Серова пела приглушенным голосом, сдерживая слезы и стараясь, чтобы Андро и Уча не заметили ее состояния.

Сверкают золотые лимоны,

Наш сад и наш лужок.

Приходи ко мне, любимая,

Будем вместе слушать шелест листьев.

Важа Джапаридзе упорно смотрел на дорогу. Вновь потянулись с моря тяжелые тучи, задул сильный низовой ветер, все вокруг погрузилось во мрак. Вновь яркая молния вспорола небо и грохнул гром.

Серова вскрикнула и прикрыла лицо руками.

— Боже мой, я, кажется, ослепла.

Песня оборвалась. Гангия и Уча встревоженно повернулись к Серовой. Важа даже не шелохнулся.

— Не волнуйтесь, Галина Аркадьевна, молнии не по зубам ваши глаза, — успокоил ее Андро. — А погода испортилась не на шутку. В горах ливень. Смотрите, эшелоны туч, волна за волной, несутся в вышине. Настоящая армия, да и только. Предпринимают, выражаясь языком военных, атаку на Рионское ущелье. Как ты считаешь, Уча?

— Похоже на то, товарищ Андро, как обычно, прямиком на ущелье.

— Почему же на Рионское и почему «как обычно», Андрей Николаевич?

— Вы недавно здесь живете, Галина Аркадьевна, — начал Андро. — А вот мы с Учей здесь родились и выросли. По многолетним наблюдениям знаем, что обычный маршрут туч именно на Рионское ущелье. Сколько таких армий прошло над нашими головами, не счесть. И кто знает, сколько раз потоп угрожал Поти. А кто сочтет, сколько раз уносил Риони наши жизни?

— Но ведь и мы не готовы к встрече с Риони, Андрей Николаевич, — взволновалась Серова.

— К этому не так просто подготовиться. Не следовало нам набрасываться на всю Колхиду сразу. Я вот не переставая, словно дятел, долблю об этом всем, но толку-то что. Иные даже слышать об этом не желают и норовят заткнуть чем-нибудь уши.

Важа Джапаридзе вновь ухватился за спасительные папиросы. Чиркнув спичкой, он попытался закурить, но огонек погас. Среди этих «иных» он был одним из первых.

— Не стоит волноваться, Галина Аркадьевна. Берите пример с начальника строительства вашего участка. Видите, он и в ус себе не дует.

Важа Джапаридзе не стал больше зажигать спички. Смяв папиросу в кулаке, он сунул ее в карман. Важа едва сдерживался, чтобы не нагрубить главному инженеру, которого он любил словно старшего брата и высоко ценил его блестящий талант инженера-мелиоратора.

— Вы только взгляните, как он невозмутимо сидит себе и помалкивает, — полушутливо продолжал Андро.

Перенасыщенные свинцовой влагой тучи еще ниже опустились к земле. Стало так темно, что Андро включил тусклые, маломощные фары «эмки».

— Вот-вот брюхо лопнет, а ни капли еще не проронили. Чуть ли не все море заглотали и теперь низвергнут его где-нибудь в горах.

— И все это опять вернется в море, — задумчиво сказал Уча.

— Но ведь Риони все дамбы смоет, — заволновалась Серова.

— Вполне возможно.

— Так, может, вернемся?

— А свадьба? А совещание? — вопросами на вопрос ответил Гангия. — Мы из Поти позвоним на массивы. Но как это