Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Анучин, разговорчики! – снова прикрикнул Ландсберг. – Кашеварам своим лучше дай команду: накормить людей! Подсчитай пока число оставшихся у тебя в сотне штыков…
– Есть…
Вскоре подошел Чертков, подталкивая перед собой поселенца в крестьянской рубахе до колен.
– Вот, господин Ландсберг, едва сыскал заместителя Семенцова. Самого-то его с ночи, как я и докладывал, никто не видал, а заместитель – вот он!
– Кто таков? Где твое форменное обмундирование? – обрушился на заместителя взводного второй сотни Ландсберг. – Где бушлат, шаровары? Где ружье, черт побери? Как стоишь перед начальником дружины, оболтус?
Поселенец сделал вялую попытку застегнуть ворот рубахи, на Ландсберга глядел исподлобья.
– Дружинник Барышников, ваш-бродь. Назначен заместителем взводного второй полусотни… А насчет обмундировки и протчего, так штанов казенных мне и не выдавали отродясь, господин начальник! Бушлат я снял, в мешке таскаю, чтобы не порвать в тайге: сукно там доброе, ваш-бродь… А ружье у меня еще вчерась «попятили», ваш-бродь! Распорядитесь, сделайте милость, чтоб новое выдали, ваш-бродь!
– Ты что несешь, Барышников?! Как это – ружье «попятили»? Украли, что ли?
– Точно так, ваш-бродь! Украли, должно! Тока к дереву прислонил, в кусты отлучился по неотложной нужде – а его и «попятили». Не углядел…
– Барышников, ты хоть понимаешь сам, что говоришь? Знаешь, что на войне солдату полагается за утерю боевого оружия? Трибунал!
– Так то солдату, ваш-бродь! – нахально улыбнулся Барышников. – Какой же я солдат, коли добровольно в дружину записался? Каторжный я, из команды исправляющихся. Посулили мне кажный год каторги за два месяца в дружине списывать – вот и пошел! Полгодика оттрубил в дружине вашей – три годка каторжных долой! А меня всего-то четыре и оставалось, ваш-бродь! Так как насчет новой берданки-то? Ежели я заместо Семенцова полусотней командываю – мне без ружья никак невозможно, ваш-бродь!
– Ладно, ступай пока, Барышников. Потом с тобой разберемся! – Ландсберг дождался, пока дружинник отойдет подальше и повернулся к сотнику.
– Чертков, этого полусотенного надо менять. Ты зачем вообще на эту должность каторжника поставил?
– А кого мне ставить-то было? – огрызнулся сотник. – Которые из поселенцев дружинники, али из крестьян – вовсе не командиры. Зашуганные, брюхатые все, как бабы на сносях. Из берданки палит – оба глаза закрывает, да еще креститься успевает… Этот Барышников хоть грамоту разумеет, счет знает…
– Замени, замени, Чертков! Ну сам подумай – какой пример нижним чинам, если взводный командир ружье теряет, а форменный бушлат в мешке для сохранности носит? Он не о противнике думает, не о дружинниках подначальных, а как бы побыстрее еще два месяца отбыть, да и тягу дать!
– Эх, господин начальник! А кто ж в дружине иначе-то думает? С японцем воевать – тут солдат нужен. Японец – враг сурьезный, эвон – весь пролив пароходами своими заставил! Силища! А мы против него – тьфу!
– Чертков, ты мне тут с пораженческими высказываниями до трибунала договоришься! Давай, корми людей, отдохнем малость – и дальше двинем!
– А куды двигать-то, господин начальник? Идем на Рыковское, и то неизвестно зачем. Может, там японец стоит большими силами?
– Иди, Чертков, людей оставшихся сочти, да покорми, пока от отряда Тарасенко известий дождемся!
Появившийся ординарец навесил на морду лошади начальника торбу с овсом, расседлал ее, седло пристроил под дерево.
– Садитесь, ваш-бродь! Перекусить не желаете?
– Спасибо, Есипов, не хочу. Ступай, сам поешь, а я посижу пока…
Ландсберг уселся под огромную лиственницу на податливо скрипнувшее седло, снял фуражку и прислонил голову к шершавому стволу. Прикрыл тяжелые веки, привычно отрешаясь от действительности.
Однако долго рассиживаться не позволила с юности вбитая в голову привычка к воинской дисциплине. Да и спина от долгого сидения под деревом затекла, и Ландсберг решил размять ноги и заодно пройтись по биваку. Окликнул ординарца и вместе с ним зашагал, переступая через ноги сидящих и лежащих дружинников.
Это все-таки очень странная война, думал Ландсберг. В Туркестане и во время Турецкой кампании все было иначе. Здесь дружинники совершенно не обращали внимания на приближающего командира, пусть даже и статского – они продолжают заниматься своими делами. Многие, едва добравшись до привала, играли в карты – вещь для нижних чинов в любом армейском подразделении, по убеждению Ландсберга, совершенно недопустимая! Часовые дремали – кто стоя, прислонясь к стволам деревьев, а кто и вовсе сидя на пеньке. Этого Ландсберг стерпеть уже не мог, и таких часовых и дозорных строго отчитывал. Прекрасно при этом понимая, что «достучаться» до дружинников ему вряд ли удастся. И что игра возобновится, едва он отойдет подальше.
Собственно, что и как можно спросить с нижних чинов, ежели не только они, но и многие кадровые офицеры относились к этой войне с поразительным легкомыслием? Взять ту же подготовку земляных укреплений на побережье, которой сахалинцы занимались в общей сложности больше года.
Дружине Ландсберга была поручена подготовка окопов и ходов сообщения на Дуйском участке береговой обороны. Ну, а поскольку земляные работы – это основной саперный «хлеб», то и отнесся к этому поручению бывший офицер Саперного лейб-гвардии батальона со всей ответственностью.
Ландсберг произвел детальную съемку местности, составил и план, и привязку земляных укреплений к рельефу, нанес на бумагу каждый бугорок, каждую впадину. Самолично забил несколько сотен колышков, обозначая размер и глубину каждого окопа. Тем временем его дружинники заготавливали в тайге тонкомерные бревна и носили их к месту будущих укреплений.
Естественно, вся эта подготовительная работа отняла немало времени, и когда его дружинники приступили непосредственно к земляным работам, окопы у соседей были в основном уже отрыты. Отрыты – но какие! Любопытства ради Ландсберг прошелся по соседним участкам обороны, пришел в ужас и даже попытался по-хорошему указать малосведущим в саперном деле командирам на их грубые ошибки, предложил свою помощь в их исправлении. От него отмахивались как от назойливой мухи, а то и откровенно посмеивались над его усердием:
– Карл Христофорыч, окститесь! Помилуйте! Нешто вы не слыхали уверения его высокопревосходительства генерал-лейтенанта Ляпунова? Не будет войны на Сахалине! Это мы тут для порядка спины ломаем. На всякий случай, знаете ли – вдруг какая комиссия нагрянет, а у нас ничего не готово!
Поняв, что здесь ему «не достучаться», Ландсберг махнул рукой.
Его дружина еще заканчивала работы на своем участке, а комиссия из канцелярии военного губернатора острова под началом правителя канцелярии Марченко уже нагрянула.
Правитель инспектировал работы не вылезая из экипажа, благосклонно похвалил за усердие всех, кроме Ландсберга. Его не преминули публично «отчистить»:
– А вы, господин начальник дружины, что-то долго