Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А полиция?
— Тимофей, такие вопросы задавать нет смысла. Это история не про Россию, а про любую страну. Где-то, как, например, в скандинавских странах, о массовых вечеринках вообще не могло быть и речи, поэтому там все проходило в подпольном формате. В других государствах иначе. Полиция и вечеринки — все это была игра, в которой обе стороны старались прийти к балансу. Проигравшими всегда в результате оказывались именно посетители вечеринок: им портили выходные, их арестовывали за употребление запрещенных веществ, а организаторы, как правило, оказывались ни при чем. Каким образом это происходило — не тема сегодняшнего урока.
— Понятно. И что потом?
— Любая культура и любое явление проходит через точки развития и упадка. Или, как в случае с техно-вечеринками, — точки перерождения. Какой-то одной причины не бывает: это всегда совокупность факторов. Но если говорить общими словами, то рейвы и сама музыка постепенно коммерциализировались. Из мероприятий постепенно уходил первоначальный дух хиппи, все больше людей приходили, просто чтобы «оторваться». Например, изначально на вечеринках активно эксплуатировалась идея восточных религий — это, конечно же, была полная профанация: залы украшались изображениями будд и всяких индуистских божеств, в музыке присутствовали отсылки к индийским мелодиям и мантрам. Люди считали, что таким образом приобщаются к некоему духовному пути, и искренне верили, что это именно так. Конечно, ничего общего с ортодоксальной духовностью Индии эти party не имели, но идея работала.
Так вот, постепенно «восточная атмосфера» уходила: люди перестали заморачиваться над одеждой и начали приходить на вечеринки в простых майках безо всяких там санскритов и рисунков божеств. Выпить, потанцевать — что еще надо? К чему вся эта философия? Параллельно пропадали иллюзии — тысячи поломанных жизней и клиентов психиатрических клиник. Атмосфера себя изжила. Самые стойкие проводили все более андеграундные вечеринки. Но сам рейв, по сути своей, легализовался в той степени, в какой вообще подобное мероприятие может быть легализовано.
Но не ушло главное. Техно-вечеринки — это не место для знакомств и флирта. Возможно, сейчас это уже не так, я не знаю, но идея заключается в том, что люди пребывают на techno-party сами по себе и для самих себя. Конечно же, знакомства происходили, случайный секс, и все такое. Возможно, даже кто-то потом женился. Но в общем и целом это не попсовые танцы, а что-то более «массивное». Ты приходишь сюда не чтобы начать новую жизнь с кем-то, а чтобы послушать свое внутреннее пространство. Что-то вроде шаманских танцев на электронный лад. Это не значит, что посетители — сплошь одиночки, отнюдь. Приходят сюда и компаниями. Бывают пары — вот типа как мы с тобой. Но идти на вечеринку, чтобы устроить свою личную жизнь, — это абсурд. Максимум, что тебе светит, — перепихон на скорую руку в туалете или секс в лесу, если речь про опен-эйр. Поэтому тот, кого мы ищем, — не просто тусовщик. Он до самых глубин чувствует момент и ситуацию, раз каким-то образом сходится со своими жертвами и без насилия оказывается в их доме. Он хороший психолог.
С этими словами они остановили машину недалеко от клуба. Через несколько минут уже стояли у входа. Варвара говорила о том, что когда-то все было «вчерную», не то что сейчас — оплата картами.
— Пойдем, — сказала она, убирая пластиковую карточку обратно в карман. На какой-то момент Тимофею показалось, что Варвара возьмет его за руку, но этого не произошло. Они просто держались рядом. Мужчина и женщина: два полицейских, переодевшихся в людей, о которых он, Тимофей, не имел ни малейшего представления, а она, судя по всему, знала многое.
Все стало только хуже
Тяжело делать выводы, когда не хочешь их делать.
Первым желанием Тимофея в субботу было включить классическую музыку — чтобы «очиститься». Но потом он понял, что даже этого сделать не может. В голове было настолько пусто, будто «ничто» дошло в нем до своего абсолюта, а затем материализовалось в пробковую субстанцию, не пропускающую внутрь ничего живого.
Четыре часа дня. Так поздно он еще не просыпался. Даже когда приходилось работать ночью, сон не затягивался дольше полудня, состояние могло быть разбитым, но душа при этом оставалась живой. А сейчас даже ее не было: она то ли спала, то ли была отправлена в нокаут.
Восемь часов электронной музыки — это можно вынести только в юности. Либо нужно обладать какими-то сверхспособностями, которых у него, московского полицейского, точно не было.
Бетховен, Шопен, Моцарт — все они были сложными людьми: один неврастеник, другой — развратник, третий — доведенный до отчаяния вундеркинд. Но сейчас, все вместе, они казались ему чуть ли не святыми, а их музыка — песней ангелов. Не нужно строить иллюзий: большинство шедевров, относящихся к классике, были работами, которые композиторы делали на заказ, или, как бы сейчас сказали, для заработка. Бизнес. Но, черт возьми, это был вполне нормальный «бизнес». От их музыки не возникает желания исчезнуть с планеты Земля или превратиться на какое-то время в невидимку. А именно такое настроение у Тимофея было сейчас.
Интересно, Варвара ощущает то же самое? Она, конечно, классику не слушает и как личность чуть менее чувствительна, но и Варвара под утро казалась уставшей и измученной. Им обоим было непонятно: они работают или занимаются самоистязанием?
Только в один момент — где-то в самом начале — Тимофею показалось, что его коллега получает удовольствие. Звучала простенькая мелодия, которая повторялась десятки раз, а на фоне были ударники и какие-то непонятные скрежетания. Возможно, на нее нахлынули какие-то воспоминания. По крайней мере, ее покачивания головой и легкие движения телом перестали вдруг выглядеть «задачей, которую нужно выполнить», а стали ее собственными. Она пробовала танцевать.
И все же. Выводы. Именно ради них они надели на себя разноцветные одежды. И только ради этого поместили себя на несколько часов в темный зал, где из освещения были только мельтешащие зеленоватые лучи, которые словно сканировали посетителей. А зал оказался темным настолько, что Тимофей даже себя перестал видеть. А к тому, что вокруг, оставалось только приглядываться.
1. Пара сотен мужчин и женщин. В основном до тридцати лет. Большей частью