Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Гении — тяжелые люди, — вздохнул Тимофей, а про себя подумал, что и глупцы не легче.
— Не хочется читать того, кто в жизни был подлецом. Что он хорошего может дать миру? Возможно, книги его великие, но написаны они «духом неверным».
— Тогда нужно сжечь 90 процентов библиотечного фонда. Святых среди писателей было раз-два и обчелся.
— Да, я тоже об этом подумала. Не о сжигании, а о том, что весь институт художественной прозы — это, по большому счету, исповедь тех, кому лучше бы сходить к психологу. Вот взять Паустовского. Вообще, я его обожаю: никто не смог так хорошо описать природу, как он, даже Пришвин. Но, господи, какое же напряженное у него лицо на фотографиях! Тяжело поверить, что этот человек находился в гармонии с собой.
— Фотографии лгут.
— Не все сразу.
— Напряжение может быть разным. Например, от внутренней борьбы.
Варвара на какое-то время замолчала. А потом ответила:
— Внутренняя борьба может опираться на разные вещи. Если акценты внутри человека верные, то и в душе будет не напряжение, а сосредоточенность. Напряжение — это пружина, которая рано или поздно «сорвется». Но это не значит, что Паустовский был плохим. Мне вообще кажется, что люди, которые так глубоко видели природу и так тонко умели различать ее нюансы, не могли быть ничтожествами. Скорее всего, ты прав: у него просто была тяжелая жизнь, как и у всех в то время. Как и у каждого, кто не прячется в своем коконе, а соприкасается с реальностью.
О вечеринке в клубе они пока не обменялись ни словом. О самом клубе и говорить было нечего. А об остальном? Тимофею казалось, что он немного скучает по той Варваре, что пробовала танцевать.
Нет, молчать об этом невозможно.
— Ты была очень красива на вечеринке, — сказал он наконец, а сам уперся взглядом в ветровое стекло, как будто внимательно следил за дорогой.
— Спасибо, — ответила Варвара. И добавила: — Кажется, кому-то все сложнее работать с незамужней коллегой?
И что на это ответишь? Поэтому он промолчал. Никакого напряжения в машине не ощущалось, но тема возникла и сама собой уже не исчезнет.
— Тимофей Александрович, — сказала наконец Варвара, — мы с тобой не сможем жить вместе, и просто «встречаться» не сможем тоже. Я только развелась, мое сердце — бетонный куб. К тому же служебные романы в полиции — тупик. Даже в фильмах такого не бывает, а уж там-то мастаки напридумать волшебных миров.
— Я не приглашал тебя на свидание, — ответил Тимофей, а сам подумал, что именно это и готов сделать: вот прямо сейчас, в машине. Но не сделает. И непонятно, кто он после этого — мудрец или тряпка.
— Ради тебя я готова на многое. Если хочешь, буду приходить на работу без косметики и одетой кое-как. Хочешь?
Оба рассмеялись. Конечно, Варвара так делать не будет, да и он, Тимофей, не разрешит ей так поступать. Пусть все остается по-прежнему. Иногда на события нужно смотреть «вдолгую». Он же не сходил с ума, пока она была замужем и делила с супругом постель? Или, что еще важнее, — открывала супругу самые сокровенные свои стороны. Обнажалась перед ним душой. Другое дело, что ничего из этого не вышло.
Возможно, им все-таки суждено стать коллегами, которые создадут семью, и надо просто потерпеть? Он-то давить на нее не будет и чувства свои постарается скрывать. А душа Варвары не «глухая», она все почувствует и оценит. И вряд ли прямо сейчас бросится искать новые отношения. Во-первых, потому что сама сказала про бетонный куб, а во-вторых, она не жестокосердная.
— Я создам тебе анкету и найду тебе подружку, — сказала Варвара. То ли в шутку, то ли всерьез. На что он, конечно же, рассердился.
— Ты с ума сошла? В эти вещи не лезь!
— Почему же? Я не смогу вечно смотреть, как ты, неприкаянный, маешься. Ты прекрасный человек, и дело за малым: найти тебе такого же прекрасного человека. Готова организовать. У меня чутье.
— Пожалуйста, прекрати!
— Ни в коем случае. — Варвару, кажется, забавлял этот разговор. На самом деле она просто играла с ним. Внутри любой женщины всегда остается девочка, которой нравится раззадорить мальчишку, даже если это неуместно.
— Ты прекрасно знаешь, что ни с кем нормальных отношений я построить не сумею. Одних будет пугать, что я полицейский. Других — что я по жизни угрюмый молчун. А третьих — что мне безразлична вся эта мирская суета. Ну представь: кому такой нужен?
За такими разговорами и прошла их поездка. Вскоре они притормозили перед высоким стеклянным бизнес-центром. На входе показали удостоверение, прошли в лифт и поднялись на тридцатый этаж.
Слишком хороший человек
Борис Булгаков был похож на Бориса Булгакова. Высокий, крепкого телосложения. Разрушающий мифы о том, что программист должен быть невзрачным человеком с засаленными волосами, в помятой рубашке или нестираной майке.
Напротив них сидел, скорее, не программист, а фитнес-тренер. Человек, во всем излучающий спокойствие и уверенность. Возможно, это php-коды его подпитывают так? Тогда почему других не подпитывают?
В принципе, в его облике было ровно то, что они искали. Умные глаза. Приятная внешность. Если бы Тимофей был женщиной, то наверняка доверился бы такому мужчине — особенно если позади только что осталась вечеринка, а голова еще одурманена алкоголем и верой в прекрасное.
Самое главное — в Булгакове не чувствовалось агрессии. Агрессия — понятие более широкое, нежели просто грубость или бестактное поведение. Это неумение чувствовать природу момента. Борис Булгаков ее чувствовал. Поэтому сейчас, когда все трое сидели в переговорной комнате, ничто не походило на допрос. Просто три человека: двое мужчин, одна женщина. Они о чем-то будут говорить. «Разрулят проблемки».
— Борис Леонидович, — произнесла Варвара, — мы расследуем серию убийств.