своими подозрениями. Как будто и не было ничего.

Тимофей кивнул, соглашаясь с ней. Подозрения, конечно, имелись, но начнешь объяснять, запутаешься в фактах и мыслях. Да и какие там факты? Одни сплошные предположения. На пьяную голову.

– У кого вымыло?

– У меня!.. У всех!.. Может, и не было ничего!.. Сам видишь, отца поминаем!

– Да, вижу… А Калугина не вижу.

– Сами не знаем, где он.

– Далеко уйти он не мог.

– Ищем, в бане смотрели, в подвале.

– А если все-таки была черепно-мозговая травма?

– А разве я говорю, что не была? По голове чем-то ударили, рана там на голове была… А куда Калугин делся, не знаю!

– Может, очнулся и к реке пошел. У вас калитка закрыта?

Тимофей качнул головой. Преступник мог сбросить Родиона, вернуться за топором и кружкой, а потом уйти, калитку за собой он запереть просто не мог. Но в то же время, возможно, Родион мог и сам выйти к реке, ничего не соображая. Вышел, свалился с обрыва и канул в воду…

– А что там открывать, засов сдвинул, – Галка в раздумье провела пальцем по щеке. – Замок был, куда-то делся, найти не можем.

– Забор у вас высокий, – кивнул Бутюгов.

– Профлист, так просто не перелезешь.

– И собака.

– Собака у Петровны.

– Ну да… А Калугин под мухой был?

Антоныч улыбался, давая понять, что ничего страшного не произошло. Ну напился мужик, ну свалился под куст, проспался, очнулся, встал и пошел.

– Ну да, он вчера хорошо поддал. Почти до утра сидел. Пьяный был, вышел во двор, упал, ударился… Несильно.

– Несильно… – кивнул, будто соглашаясь, Бутюгов и строго спросил: – Где он сейчас?

– Так не знаю! – вздрогнула Галка.

– А вы что скажете? – Антоныч резко развернулся к Тимофею.

– А что я скажу? – напрягся тот.

– Вы что-нибудь знаете об этом случае?

Галка едва заметно качнула головой, предостерегая от лишних слов. Но Тимофей не повелся. Сейчас он промолчит, а завтра за них всех возьмутся всерьез, правда всплывет, а с него спросят, почему он ее утаил.

– Знаю, конечно. Я Родиона нашел, он лежал там, за кустами.

– Живой?

– Не знаю, не проверял.

– И куда Родион делся?

– Не знаю. Мне кажется, его здесь на площадке ударили. По голове. Чем – не знаю. Он упал, его потащили к реке, потом бросили.

– Кто потащил, кто бросил? – спросил Бутюгов.

– Я не знаю.

– А тело куда делось?

– Не знаю. Возможно, его сбросили в реку, пока мы сидели на кухне.

– Кто сбросил?

– Кто-то наглый и отчаянный, – сказал Тимофей.

– И кто у вас тут такой наглый и отчаянный? – Бутюгов пристально смотрел на него и хищно улыбался.

– Не знаю. Мы все вместе были, когда тело исчезло. Из нас никто не мог его утащить и сбросить в реку.

– Все вместе держались, – кивнула Галка.

– А тело исчезло?

– А в бане остались мокрые следы… У вас какой размер ноги? – спросил Тимофей.

– У меня? – нахмурился капитан в отставке.

– Шутка!

– Шутка?

– Вы же думаете на меня, почему я не могу думать на вас?

Действительно, Родион – подполковник полиции, большая шишка, а руководство городского управления не смогло, как говорят в таких случаях, изыскать возможности направить полноценную группу на место преступления, задействовало отставного капитана, которому, возможно, и заказали убийство подполковника Калугина. Может, Родион собирался сдать своего начальника в руки правосудия, а его за это решили убрать. И Бутюгов лучший для этого вариант. Живет поблизости, место знает, раньше служил в милиции, силовым способам воздействия на человека обучен.

– А вы можете думать на меня?

– Я человек здесь, в общем-то, посторонний, Родиона Калугина толком не знаю, общих точек соприкосновений с ним не имею. Так же как не имею намерений его убивать.

– А я, значит, имею?

– Не знаю.

– А ведь вы правы… Насколько я помню, вы муж Полины?

– Ткачев Тимофей Иванович.

– Вы правы, Тимофей. Как вы говорите, намерений убивать? Я тоже не имею намерений, но подозревать можно и меня. И я буду себя подозревать. И себя, и вас… И всех! – Бутюгов улыбнулся Галке, давая понять, что подозревать ее будет милостиво, по-соседски. Но будет.

– Я-то здесь при чем? – нахмурилась она.

– Ты-то, может, и ни при чем, а муж твой…

– Что муж? – голос у Галки дрогнул.

Полина, конечно, хотела знать правду относительно происхождения их с Пашей сына, но во всеуслышанье претензий не выдвигала. Не выносила сор из избы, но вдруг Бутюгов что-то знал. Если да, то у него имелся повод подозревать Пашу.

– Ничего! – отрезал Антоныч. – Не будем об этом… Сначала найдем тело.

– Ушло тело!

– Вопрос, как оно ушло? Своим ходом или… Я могу осмотреть дом?

– Ну, если вас уполномочили.

– Да, да, именно уполномочили! – улыбнулся капитан в отставке. – Хорошее слово поднимает настроение… Ну что, пойдем?

Бутюгов обошел дом, побывал на чердаке, спустился в подвал, заглянул во все шкафы и кладовки, осмотрел гараж, сараи. Этого ему показалось мало, он велел открыть багажники машин. Тело Родиона не нашли, зато в салоне его машины Тимофей заметил початый блок «Парламента».

– Что вы там про баню говорили, Тимофей Иванович? – спросил Антоныч.

– Нет там ничего.

– А какого размера вы там видели следы?

– Думаю, следы уже высохли.

– Сразу надо было идти?

– Я этого не говорил.

– Но мы пойдем сейчас!

Отпечатки подошв действительно исчезли, высохнув, но лужица под скамейкой осталась.

– Человек здесь какой-то сидел, – сказал Тимофей. – Мокрый от дождя. Насквозь мокрый. Сидел, долго сидел. Капало с него.

– Да, вижу, – кивнул Бутюгов, пытаясь разглядеть отпечатки ноги.

– Промок очень, пока Калугина высматривал.

– Высмотрел?

– И убил!

– А сюда зачем вернулся?

– Что-то вспугнуло его, – пожал плечами Тимофей. – Хотел труп в реку сбросить, но не смог.

– А потом, выходит, смог?

– Потом, выходит, смог. А затем в баню вернулся. С мокрыми ногами… Мокрые ноги у него были, но чистые, водой всю грязь смыло. Думаю, мелкая фракция осталась, щебень, песок, глина. Но тут и без этих следов песка хватает.

– Ну да, пол, скажем так, не совсем чистый.

– Не совсем, – присаживаясь, кивнул Тимофей.

Осматривая пол, у самой ножки стола он увидел желтенькую таблетку, осторожно поднял ее, осмотрел, прочел надпись на ней.

– Что там?

– Да таблетка.

– Чья?

– Но-шпа ни от чего не помогает, – усмехнулся Тимофей. – Особенно не помогает от боли в животе.

А ведь преступника могло скрутить от боли в животе. Тащил труп, перенапрягся, опять же, перенервничал. Убить человека – сильный стресс. Скрутило мужика, он бросил труп, вернулся в баню переждать приступ, наглотался здесь таблеток, одна выпала из склянки.

– Ваша таблетка?

– Почему моя?

– А как