«А как же Лера? – с интонацией Дана подзуживает внутренний голос. – Ты ее спросил?»

Ощериваюсь недобро. Широкими шагами пересекаю заваленный снегом двор и, распахнув дверь в сарай, достаю лопату.

О чем, собственно, спрашивать? Куда она собиралась принести детей после роддома? В общагу, или где она там обитает?

Не скрывая раздражения, раскидываю снег в разные стороны. Выпускаю пары.

О чем вообще думала эта женщина, когда решила не ставить меня в известность? На что жить собиралась? Детей поднимать? Дурацкие вопросы.

Одно ясно, со мной ей с первого дня было бы значительно легче. Вот тогда бы и договаривались. А сейчас…

Как скажу, так и будет. Ей придется с этим согласиться.

Приговор вынесен и обжалованию не подлежит.

Оборачиваюсь на звук открываемой двери.

С замиранием сердца смотрю на друга выскочившего на крыльцо в носках.

Не к добру это. Случилось что-то…

– Тима! – орет с крыльца Богдан. – Витя звонит!

На всех парах несусь к дому. Как я мог забыть айфон? Ну, не дурак ли?

Перескакивая через ступеньки, подлетаю к Дану.

– Витя… – выхватив трубку, выдыхаю со стоном.

– Тим, тут такое дело, – мнется Торганов.

– Что-то с детьми?

– Детей я тебе достал. Хорошие девчонки. Сейчас в реанимации… Такой порядок.

– Тогда что?

– У Леры открылось кровотечение. Еле остановили. Но она много крови потеряла. Требуется переливание. У тебя первая группа, кажется…

– Сейчас буду, – роняю отрывисто по пути к машине.

Только не умирай, Лера, Лерочка… Дождись меня! Сама подумай, глупая… Я ж один не справлюсь…

Что я чувствую, поднимаясь с кушетки?

Меня обманули! Я несся в больницу, невзирая на правила движения. Испугался за жизнь Леры. Думал, она в опасности. И только моя кровь может спасти ее. Чувствовал себя героем и надеялся увидеть Леру.

А Торганов просто завел меня в процедурную, где медсестра выкачала грамм двести крови. И все.

– Да ты пойми, Тима, – улыбается усталый Витя. – Прямое переливание делают в исключительных случаях. Это опасно. Мы твою кровушку прогоним через аппарат, добавим консервантов и завтра вольем Лере.

– Как она? – поднимаю строгий взгляд на друга.

– Уже лучше. Но пока в реанимации. Девочки тоже.

– Хочу на них посмотреть, – заявляю упрямо. – Только давай без лекций, что у меня нет законных оснований…

– Умного учить – только портить, – усмехается Витя и, со вздохом поднявшись из-за стола, подходит ко мне. – Пойдем.

Короткий белый коридор заканчивается двустворчатой дверью.

– Сюда, – кивает Торганов, заводя меня в святая святых. Реанимация родильного дома. Белые стены и пол. Мерно тикают приборы. А по нервам бьет тишина. Палаты без дверей. В одной на высокой подушке лежит моя Лера.

Подхожу ближе. Вглядываюсь в лицо. Спокойное. Даже чуть умиротворенное. Только бледное очень, и губы синие.

– Что с ней? – сурово спрашиваю Торганова.

– Спит, – берет меня под локоть, собираясь вывести. – Организму нужно восстановиться. Мы ей ввели седативные препараты.

– А молоко как же? – смотрю ошалело.

– Детей пока кормят смесью. Сейчас полно питания, Тима. Детский врач подобрал оптимальное. А вот Леру поберечь надо. Не удивлюсь, если у нее молока не будет. Она истощена морально и физически. Ни в коем случае не дави на нее. Ей только нервного срыва сейчас не хватает.

– Постараюсь, – киваю обалдело и тут же интересуюсь. – Когда я смогу забрать дочек?

– Когда я их выпишу вместе с матерью, – отрезает Торганов. – Иначе это подсудное дело.

– Да знаю я, – киваю недовольно и, выйдя в коридор, пытаюсь сообразить, что делать дальше.

Даже представить не мог, что события так развернутся.

– Когда она придет в себя? – спрашиваю, как только сзади закрываются двери реанимации.

– Утром выведем из медикаментозного сна. Еще день продержим. Твоей кровушки перельем. А потом переведем в палату.

– А дети?

– В другом отделении. Пойдем, покажу. А то ты сейчас сам в обморок грохнешься. Или ко мне в кабинет вернемся. Что-то не нравишься ты мне, Морозов…

– Я никому не нравлюсь, – морщусь, шутя, и, кивнув на пустой коридор, прошу. – Давай. Веди меня к дочкам.

А увидев два маленьких сморщенных личика, изумленно рассматриваю одинаковые черты.

– Тест ДНК можем сделать, – тихо предлагает Торганов.

– Если тебе влетит, то не надо, – мотаю головой и добавляю негромко. – Дождемся Леру. Пусть даст разрешение.

– А если не твои? – с сомнением смотрит на меня друг.

– Мои, – ухмыляюсь довольно. – На мою мать похожи в детстве. Прямо одно лицо.

– Да ну? – удивляется Витя.

– Ко мне придешь, покажу фотку, – привожу главный аргумент и замечаю серьезно. – Ручки, ножки хочу проверить и все пальчики сосчитать…

– Зачем? – изумленно пялится на меня Витя. – Что за адвокатские штучки?

– Порядок такой у нас. У адвокатов.

– Там все нормально. Сейчас в кабинет придем. Дам истории болезни почитать. Вот ты паникер, Тима. Даже не ожидал!

– Да иди ты, – морщусь шутя и добавляю спокойно. – Нам небось няня понадобится… Не подскажешь, к кому обратиться?

– Надю Щербинину попроси, – хмурится Торганов, когда мы с ним снова оказываемся в коридоре.

– Погоди… это же твоя… Надюха!

– Да тихо ты, – скрежещет зубами друг детства и бросает раздраженно. – Мы с ней поругались.

– Что так?

– На весь роддом орала, что я дурак. Нормально?

– Правильно сделал, – киваю со знанием дела. – Тут под статью можно подвести…

– Да ну, Тима! Просто возьми ее к себе, чтобы из города не уехала и на глазах была. Как друга прошу. А я потом сам разберусь.

– Да не вопрос, – пожимаю плечами.

– Только ты… это… не говори, что я посоветовал. Обойди как-нибудь… Ладно?

– Постараюсь, – бурчу, недоумевая. Мало мне своих проблем. Так еще Надя Щербинина приблудилась. Но отказать Вите не могу.

И выйдя из больницы на свежий воздух, задумчиво смотрю на иссиня-голубое небо.

Няньку я нашел. Дочек увидел. Вот только как мне уговорить Леру? Что предпринять, если давить нельзя?

Расфокусированным взглядом обвожу больничный двор, виднеющуюся на площади новогоднюю елку и небольшую церквушку, примостившуюся неподалеку. Смотрю на золотые кресты, подпирающие голубой небосвод, и неожиданно понимаю, как поступить.