class="p1">— Бёрк? — удивленно спросил гном, будто не ожидал её тут встретить.

Действительно! Кто бы еще мог идти тут в такой ранний час?

— Да, это я, господин Адуляр, — отвечала Бёрк на ходу.

Она старалась говорить со стариком как можно меньше короткими, мало что значившими предложениями. Одинокому гному было скучно, и часто он развлекался, заговаривая с прохожими на разные темы. Невинная фраза могло вызвать у Адуляра пространные воспоминания, и разговор мог затянуться на час, а то и дольше.

— Куда это ты идешь? — бесцеремонно спросил старый учитель.

Одно лето Бёрк училась у него счету и грамоте, и до сих пор он воспринимал её как нерадивого ребенка, сбегавшего с уроков.

— На работу.

— На работу… — проскрипел гном и скривился, будто она зарабатывала блудом, а не стиркой.

— Да. Стирка, штопка, перешивка, — повторила Бёрк свой рекламный лозунг. — Вам ничего не нужно постирать? — вежливо поинтересовалась, хотя ответ знала наперед.

— Нет.

Гном с любовью провел рукой по засаленному жилету, наполовину скрытому длинной бородой, отросшей гному до колен.

Адуляр, как любой порядочный гном, был довольно прижимист и, в целях экономии сам стирал себе одежду. Судя по застарелым пятнам, недостаточно часто.

— Жаль. Но если когда-нибудь вам понадобится…

— А почему в такую рань? Отчего тебе не спится? — перебил старик и, прищурив глаз, уставился на неё, как на преступницу.

В детстве она ею и была, но сейчас… Почти исправилась.

Бёрк задумалась. Как коротко объяснить дедусе, что ты не замышляешь ничего дурного? Винограда по дороге не было, морковь уже убрали, а яблок в этом году у них с отцом и у самих полно.

Свиньи, не заинтересованные в разговоре, бросили свое занятие и потрусили к реке. Видимо, после кореньев их замучила жажда. Адуляр с тоской посмотрел животине вслед. Придется отпустить ему свою жертву. Он от злости стукнул о землю посохом, на который опирался, и Бёрк дернулась — до сих пор не забыла, как старик лупил её своей палкой, когда не слышал на уроках ее ответа, или тот был неверным.

— Сегодня я меняю всю постель на постоялом дворе, — Прокричала Бёрк.

Старик ничего не ответил, только еще раз стукнул посохом о землю, досадуя на лопоухих свинтусов и смешно ковыляя в своих башмаках, стал спускаться к речке. Обойдя по обочине старика, проходившего мимо (мало ли, вдруг решит ее треснуть), Бёрк почти бегом понеслась к гостинице. Мысленно она благодарила хрюкающее хозяйство Адуляра, избавившее её от утреннего допроса.

Через заднюю дверь она влетела на кухню, как штормовой ветер. С порога в нос ударили аппетитные ароматы специй и выпечки. Беленые стены, выскобленные до блеска деревянные полы, льняные занавесочки и кустики мелкого жгучего перца, украшавшие подоконники — просторная комната с широкими окнами была по-домашнему уютной и теплой. В центре стояла печь с кипевшими на ней кастрюлями. Половину комнаты занимал длинный разделочный стол, на котором громоздилась свежая зелень с огорода.

— Ух! Напугала! — дернулась Полли — трактирная кухарка. Правая рука её была по локоть погружена в кадку с тестом. — За тобой что, шишига гонится? — вытерев передником пот со лба, спросила гномка.

— Адуляр.

— Вот уж не поверю! — засмеялась стряпуха. — Чтоб старый пень да за кем-то гнался…

Гномка была щедро наделена природой. Тело с мягкими изгибами, постоянно притягивало мужские взгляды. Сегодня, высокую грудь Полли подчеркивал ситец ярко-розового цвета, щедро обшитый воланами. Из-за обилия поклонников и капризного характера, Полли все еще не была замужем, хотя ей давно перевалило за двадцать.

— Он устроил мне засаду у гнилушки.

И Бёрк поставила свою широкую корзину у двери и зачерпнула ледяной воды, только поднятой из колодца. Железное ведро было покрыто влагой, будто вспотело.

— Опять заставлял рассказать ему счетную таблицу? — Гномка чистой рукой выхватила у Бёрк ковш и кивнула на глиняный кувшин, стоявший на столе: — Молоко.

Орчанка скривилась, уже ощущая вкус козьего молока на языке, но зная, что отпираться бесполезно, налила полную кружку.

— Нет, только хотел знать, что я замыслила в такой час.

— Жир, — потребовала Полли.

— А ведь ты хорошая…

— Жир! — не терпящим возражения тоном снова потребовала толстушка.

Гусиный жир, отвратительная на вид и запах субстанция, стояла на верхней полке в баночке, заботливо накрытой холстинкой. Зачерпывая ложкой желтоватую массу, Бёрк оскалилась, задрав верхнюю губу. Так делал Сфенос, когда был недоволен. У него это выглядело устрашающе из-за крупных клыков, но на лице Бёрк это смотрелось как смешная гримаса.

— Кто только выдумал, что эта гадость полезная? — И девушка расколотила в теплом молоке ложку жира.

Стараясь выпить как можно быстрее, она большими глотками осушила кружку с плавающей на поверхности желтой пленкой.

— Врачеватели, — убирая тесто, ответила Полли.

— Дурни, — зло рыкнула Бёрк и стерла с губ остатки неприятного пойла.

— Да уж поумнее тебя будут, — отмывая руки, усмехнулась Полли. — Это же надо было додуматься — купаться в речке в такой холод, да еще в грозу!

— Я сети снимала, сколько можно повторять? — Бёрк не любила оправдываться, тем более, когда действительно была невиновна.

— А лодка зачем нужна? Видно, чтобы умный народ в воду не лез, не простужал свое хлипенькое здоровьице.

— Сеть за коряги зацепилась, а там дерево повалено, на лодке было не подойти.

— А ты так умна, что в ледяную воду прыгнула! — Кухарка поцокала языком.

— А как я должна была сделать?

— Бросила бы эти сети.

— Они денег стоят! И рыба…

— И грудное воспаление теперь.

— Кто ж мог знать…

— Тот, кто от каждого сквозняка мается кашлем по полгода.

Бёрк досадливо фыркнула. Месяц назад она простудилась, снимая сети на дальней запруде. Целую неделю её лихорадило, а кашель прорывался и сейчас. Отец долго пичкали её всякими отварами — такими гадкими, что, казалось, от них становилось только хуже. Немного окрепнув, Бёрк стала выливать вонючие настойки в окно, изображая перед Сфеносом покорность и смирение. Но вот Полли, с её гусиным жиром, провести было куда сложней. Принимать лекарство приходилось под цепким взглядом стряпухи. Девчонку она раскусила давно и не доверяла её шельмоватому характеру, ни на грош. Почему-то гномка решила, что гусиный жир с молоком — средство чудодейственное, и заставляла Бёрк не только пить и есть эту гадость, но и натирать ею спину перед сном.

Вообще, орки отличались прекрасным здоровьем. Отец, сколько Бёрк себя помнила, никогда не мучился даже изжогой. А вот она…

Бёрк вообще была особенным орком. Слишком особенным даже для этого хутора. Альбинос. У всех орков кожа бугристая и зеленая, а Бёрк белая, в розовую крапину. Её шкурка была светлой, как у гномов и только