Воля случая оказалась куда сильнее внутренних пониманий о правильном.

Тянулось время медленно, точно дёготь с ковша. И куратор убивал его, думая о чем угодно, только не о самой мессе.

Панихиду сестра Кайя не посетила. После инцидента в Рунном Зале её в срочном порядке отправили в лазарет. Насколько он слышал, у неё сместился один из шейных позвонков и до кучи образовалась пара гематом. Все эти дни она проходила лечение. Но воспитанник её так и не посетил. На то были веские причины.

Бойню пережили только они с ментором. И раз уж последняя оказалась недееспособна, по допросам таскали её подопечного. Даже спокойно к новой работе приступить не давали. Бюрократия в местном корпусе обретала нешуточные обороты. В канцелярии точно хотели Альдреду плешь проесть. Они раз за разом его звали, спрашивали одно и то же, слыша всегда одно и то же.

Руководство не могло себе и представить, как одержимая вырвалась из барьера. Казалось бы, всё в Инквизиции работает, как часы. Но нет. Канцеляры мерно записывали показания, затем сверяли их с уже данными, а после задавали вопросы с подковыркой.

Ясное дело, им был нужен виноватый. Беспроигрышный козёл отпущения. Кто-то, кто понесёт ответственность за случившееся. Альдреда это не на шутку злило. Упрямый, как баран, им он втолковывал всё, что знал. Раздражённый, добавлял, что, если кто и ответственен, уже погиб.

В конце концов, от него канцеляры отстали. Как понял практик, его показания передали Верховным. Те должны были с ними ознакомиться, приложить комментарии, а после — передать пакет документов прямиком в главное ведомство Священного Города.

Уже там чиновникам следовало доработать правила безопасности во время Ритуала Начертания. Но Альдред почему-то сомневался, что их голову посетит нечто дельное, или что на местах инквизиторы перестанут смотреть по ситуации.

Люди как умирали, так умирают и будут умирать. Это Инквизиция.

К пастве мерным шагом вышел архиепископ Габен — тучный и слегка горбатый. Если не борода до груди, все бы увидели, насколько у него заплыло жиром лицо.

Священник нарядился в белую мантию, расшитую золотыми нитями. С кабаньей шеи свисал символ веры того же металла — весы, олицетворяющие баланс мира. Залысину укрывал высокий клобук. В руке он держал позолоченный посох с канделябром.

Поросячьи глазки забегали по первым рядам инквизиторов. Альдред стоял, обхватив одной рукой запястье другой, и смотрел на него. Всеми правдами и неправдами старался выглядеть серьёзным. Стоял чернее тучи.

Габен остановил взгляд на практике. К своему же неудовольствию. Рот его дёрнулся. Не пришлись ему по душе мертвенно-холодные, обжигающие морозом души глаза Флэя. Куратор напрягал его самим своим присутствием здесь. Поколебавшись, архиепископ еле-еле побрел дальше.

Хор к тому времени как раз прекратил песнопения. Едва голоса певчих смолкли, заговорил уже отец Габен:

— Братья и сестры, сегодня мы собрались в храме Святого Аремиля, чтобы проводить усопших на суд Света и Тьмы. Пусть не льются по ним слёзы долго, пусть улыбки озарят наши лица. Ибо сии мужи верой и правдой поддерживали Равновесие, поддерживали Власть Людей. На свете нет более праведного дела, чем дело Церкви…

Губы Альдреда скривились. Он считал сюром слова архиепископа.

Уж кого-кого, но эту свинью праведником было не назвать. Жир, свисавший до колен, говорил о чревоугодии. Загородная вилла под стать местному феодалу — об алчности. Пышные званые вечера среди аристократов — о гордыне. А частые визиты в монастыри к подрастающим послушникам и послушницам из сирот — о грязном, нечестивом прелюбодеянии. И это лишь то, о чём доходили слухи!

Слухи значат не больше, чем шум суеты. Но в них Флэй охотно верил. Ибо знал, как власть развращает человеческую натуру.

Как ни крути, Габена никто и не думал смещать. Доносы приходили. Самые разные. Но все бумаги терялись в канцелярских папках. Церковный закон был не писан архиепископу. Закон светский — тоже: феодала вполне устраивал этот ставленник Света и Тьмы. С рук земного владыки тот кормился, готовый всегда замолвить за него словечко перед папской курией. Нерушимый союз — чудовищный и порочный.

Естественно, в среде инквизиторов его не любили. Но и воздать по заслугам не могли. А может, и вовсе не хотели. Жирный архиепископ — случай не единичный. Альдред подозревал, смерть Габена, в сущности, ничего не изменит. Придёт новый — и быть может, ещё хуже прежнего. Поэтому монстра в рясе рассудят лишь Свет и Тьма.

Правда, сильно поздно.

— В то время как смиренный клир замаливает грехи простого люда и наставляет его на путь истинный, вы — священная Инквизиция — блюдёте порядок в извечной борьбе за Равновесие. Без вас Власть Людей канула бы в небытие, и Хаос одержал бы верх над Порядком. Вы есть соль земли праведников!

Речи архиепископа вызывали у Альдреда горький смех, который он подавлял только чудом. Даже если Габен верил в то, что говорит, эта позиция была идеалистична. Практик давно понял, что он и ему подобные — просто меньшее зло, сдерживающее куда большее.

Необходимая толика Порядка в океане вселенского Хаоса.

— Оттого путь ваш по жизни особенно труден, — продолжал священник. — Ежедневно, денно и нощно, Инквизиция пресекает произвол чародеев, укрощает еретиков, сдерживает чудовищ и ввергает обратно в Серость демоническое отродье. Свет и Тьма благосклонны к вам в жизни, как ни к кому из нас. И будьте уверены, они не оставят вас в смерти, даря блаженство, о котором в миру вы не могли и помыслить.

Альдред хмыкнул украдкой. Рядом стоявший миротворец глянул на него неодобрительно и покачал головой, но дальше дело не зашло.

Какая чушь! Габен представлял инквизиторов чуть ли не святыми во плоти. Отнюдь. По-настоящему идейных людей здесь кот наплакал. Вовсе не фанатики составляют костяк Инквизиции. Пришедшие из религиозных соображений праведники — случай единичный.

Для особых подразделений из приютов обычно везут сирот. Растят и учат с младых ногтей, чтобы на выходе получить машину для убийства. Благо, Церковь не скупится.

Многие рекруты и есть всем грешникам грешники, решившие очиститься, прежде чем пасть перед Светом и Тьмой. Именно из-за индульгенций и обещанной неги в посмертии. Но кто скажет наверняка, что их ждёт на том берегу?

Другие осуществляли свои людоедские наклонности в рамках церковного закона. Инквизиторы обладают неоспоримым правом на насилие и убийство. Особенно сейчас, когда магов развелось пруд пруди, а оголодавшие чудища выходят к деревням из безлюдных краёв.

Некоторых просто сослали родные, чтоб глаза не мозолили. Сыновей дворян — вторых, третьих и дальше по