и кружочки. А Барсик наш состоял из овала, круга, загогулинки, точек и четырех палочек. И тучка, солнце такое еще, ни к селу ни к городу, и птицы в виде запятых летят. А тут те на. Всегда она так умела.

— Молодец, — говорю и приобнимаю ее за плечо. — Красивая картина.

Сестренка все-таки моя, не буду ж я её обижать.

— Спасибо, — говорит она, типа, застенчиво и убирает альбом обратно.

Я же встал, и подошел к окну (надо было размятся после такого потрясения), и стал смотреть, че там на улице происходит. Да уж, картина там была, как говорится, маслом. Форменный, умопомрачающий, сверхабсурдный бред. А что там такого было? Ну, значит, на турниках макаки эти скакали — Петька со своими дружбанами-пятиклассниками. Выкручивали там всякие вещи невероятные, а вчера, главное, бегали с палками по двору и стреляли друг в друга. Представьте себе? А в песочнице, что там происходило, словами не передать. Дворцы они какие-то строили, что ли? Я-то в их возрасте даже из ведерка не мог формочку сделать, все рассыпалось у меня. И на качелях там дети ещё качались. 360 градосов, да с такой скоростью, что и космонавт позавидывал бы. А про то, как на великах и скейтбордах ездили, лучше вообще не говорить. Передумал я предлагать Наде сходить на улицу погулять. Уж лучше пускай дома сидит, тут хоть безопаснее.

— Чем заниматься будешь? — спрашиваю я у сестры.

— Люба меня к себе позвола, — говорит, — будем разучивать «К Элизе» Бетховена.

Я, естественно, немного удивился. Ну а че? Она-то кузнечика не могла сыграть, а тут Бетховен сразу.

— Понятно, — говорю я, а сам прифигел, конечно, но виду не подаю. — А вы справитесь? Сложно же, наверное?

— Пфф, пустяки, — говорит, — минут десять не больше.

Прикиньте, да? Я там на гитаре пытался что-то изобразить. Месяца два, наверное, мучался. Какие-то аккорды выучил, несколько штук, а гитару в итоге Димке отдал. Так она у него и лежит, пылится. А тут за десять минут Бетховена, значит.

— Сядь, пожалуйста, — говорит Надя мне, уж больно серьезно, и вид у нее такой же. А сама она сидит на краюшке кровати и смотрит на меня глазищами своими маленькими. Ну я и сел рядом.

— Что? — спрашиваю.

— Жень, а ты что, обычный?

И она туда же.

— Откуда знаешь?

— Мама с папой тебя весь день обсуждают.

Говорю ж, я так и думал.

— А ты что скажешь? Плохо, что я — обычный?

— Нет. Ты же мой брат, — говорит она и обхватывает меня своими маленькими рученками.

Хоть и мелкая она, а намного лучше этих взрослых.

— Поеду, — говорю, — завтра на этот метеорит смотреть, может, чё узнаю там.

— А меня возьмешь?

— Нет, ты еще мелкая очень.

— Сам ты — мелкий! — говорит, но необидчиво так, но, все равно, конечно, делает вид, что надулась.

Я опять ее начал шекотать, а она смеяться.

— Ладно, пойду я, Надя.

— Хорошо, Жень, пока.

Вышел я из комнаты мелких и аккуратно прикрыл дверь. Родаки до сих пор что-то там усиленно обсуждали. То есть меня, конечно. Ну я и решил проверить, че они там сейчас делают.

Захожу я, короче, в зал, а они тут же резко замолкают.

— Привет, Женя, — говорит мама, да таким голосом, тип, провинилась в чем-то.

— Привет, — говорю им.

А они оба молчат и смотрят на меня так, как будто им стыдно. Хотят, вроде, чё-то сказать и не могут.

— Мне деньги, — говорю, — нужны. Завтра утром поеду к этому метеориту, может, че узнаю там.

— Да, да, хорошо сынок, — говорит мама и чуть ли не бежит к сумочке, — Сколько тебе надо?

— Рублей 500, может, 400.

— Хорошо, вот держи, — она протягивает мне 4500 тысячи.

— Но, это много! — говорю я удивленно.

— Ничего, ничего, бери, купишь себе что-нибудь, развлечешься, — говорит она так, будто избавится, они от меня хотят. Лишь бы, значит, я быстрее сгинул отсюда.

— Ладно, спасибо.

— Не за что, Жень, — говорит мама.

А папа стоит и смотрит на меня, как пришибленный.

— Я пойду, погуляю. Можно?

— Да, да, конечно, иди.

«Удивительно. Ни про уроки не спросили, ни про домашку. Лишь бы я по-быстрее свалил с глаз, что ли? Четыре с половой, конечно, не плохо, но все равно чувство какое-то не такое».

Потом я, короче, пошел на кухню и сожрал, че в холодильнике нашел. Борщец, вроде, вчерашний это был. Затем пошел я к себе. Зашел я в комнату и звоню Димону, джентльмену этому неумытому. Он берет трубку и говорит важно так:

— Здравствуйте, Дмитрий слушает.

— Здарово, Димон, это я.

— Евгений?

— Да, а кто еще? Ты, это, на стадик пойдешь, футбик погонять?

— Нет, — отвечает своим противным, слащавым голосом. — Извини, Евгений, сегодня не могу. Мы с Сюзанной идем гулять по парку.

— Че, какой еще Сюзанной? Мы ж вчера ещё с тобой договаривались.

— Извини, Евгений, планы изменились, — говорит он, типа, вежливо так, из-за чего меня еще больше бомбит. — Если изволишь, можешь к нам присоединится.

— Ага, — говорю ему разочарованнои злобно очень, — делать мне больше нечего, как вашим провожатым быть. Нашел дурака!

— Как изволишь, Евгений, — говорит он.

— Ага, давай, давай, удачи тебе с Сюзаночкой твоей.

— Спасибо, Евг…

Я сбросил трубку. Благодарит он меня еще. Болван. Ну и разозлил же меня этот гад. Вычурным таким стал. Пижон недоделанный. Разговаривает, главное, как какой-то псевдоинтилегент небритый.

Глава 7. Бесполезная прогулка.

А че делать-то? Переоделся я и пошел один на стадик этот.

В подъезде я встретил Петьку. Он так зыркнул на меня, как на врага народа. «О брате, которого хочет поколотить», — вспомнил я слова девчонки этой, которая ко мне сегодня приставала.

Пришел я, значит, на стадион. Хорошо, что он близко был, и мне не пришлось тащится через весь город, а то меня точно бы там поджарили или испепелили, молнией пронзили, заморозили, растворили, раздавили или еще чё похуже.

На стадике, к моему большому удивлению, было полно народу. «Все вдруг спортсменами, — думаю, — стали». Обычно же только тетки какие-нибудь с палками своими по кругу ходят, и мужики ещё бегают еле как, как будто в штаны навалили. А тут, значит, даже на турники и на брусья очередь была, прикиньте.

Ну и подошел я к футбольному полю, (сначала, правда, пришлось преодолеть толпу бегунов) смотрю, вроде, нормально играют. Не носятся, как угорелые. То есть, как обычно. Знакомые там некоторые тоже играли.

— Привет, Вовка! — крикнул я одному кренделю. Он на воротах всегда стоял, потому что жирный был.

— Привет, Жень!

— Зайти можно? — спрашиваю.

— Да, — говорит. — За тех заходи, у них одного не хватает.

Зашел я за тех, играем, значит. Бегать