тебя донести? — говорит Ванька. «Вот удот!» — А то устанешь по дороге?

— Идите вы… — говорю я раздосадованно.

Меня это, короче, что-то шибко разозлило, и я развернулся, и резко вышел из спортзала, и пошел в раздевалку. Иду, главное, и слышу, как они там радуются. Мне, вроде, даже показалось, что кто-то сказал: «Наконец-то он ушел!». Вот и называй их одноклассниками после этого.

Глава 4. Поехавшая физичка.

Подошел я, значит, к кабинету физики. Всегда меня тошнило от этого помещения. Там вечно почему-то холодно, тоскливо и ничего непонятно. Понять эту физику вообще не реально, скажу я вам честно. Ладно, подхожу я к нему, а там очередь. Прикидываете? Очередь. Больница, что ли, какая? Пять человек — шмакадявки все мелкие. «А учится, когда они будут? Куда учителя-то вообще смотрят?» — думаю я про себя и становлюсь в конец очереди. И тут же я слышу, как одна мелкая спрашивает шепотом у другой:

— Это он, да?

— Да, — говорит другая, — не тыкай пальцем.

И вся эта мелочь начинает посмеиваться. Серьезно, стоят и посмеиваются. Шепчутся еще. Совести вообще нет. Мелкие девчонки называется. Я, конечно, делаю вид, что не обращаю внимания. Буду еще с мелкотой всякой связываться.

Тут вдруг дверь кабинета открывается, и оттуда выбегает мелкий пацан, шпендель такой, и кричит во всю глотку:

— Урааа! Я могу иголками пуляться!

И как начнет руками махать, и повсюду иголки летят, во все стороны. А девчонка одна сразу силовое поле выставила и закрыла всех, кроме меня, естественно. И мне одна иголка прям в шею впилась.

— Ай, ты че творишь? — говорю я ему и достою иголку. Она на иголу кактуса чем-то была похожа, сантиметра два длиной.

Знаете, что дальше было? Этот мелкий засранец смотрит на меня, да так с ухмылочкой ещё, и говорит:

— А, это ты, обычный. Не парься, до свадьбы заживет.

Прикинте, че сказал. Какой на фиг свадьбы. Мне б до нее хоть дожить, а в такой обстановке это вообще маловероятно.

Че-т, короче, меня эта ситуация вывела из себя в конец. Я просто взял и пошел к двери напролом. «Буду ещё — думаю, — ждать этих невоспитанных шмакодявок». Я думал, вообще-то, что они как бы вякать начнут, а они поодскакивали все в разные стороны, будто я заразный какой-то. Ладно, мне-то и лучше.

Ну я и зашел в кабинет, и захлопнул за собой дверь. Зашел, я, значит, туда и не вижу ничего. Темень там какая-то стоит. Только портреты этих умников — ученых в рамочах светятся.

— Проходи, Колбаскин, — говорит физичка таким странный голосом, типа, с эхом еще каким-то.

— Куда? Я ничего не вижу, — говорю.

— А, извини, я забыла, что ты в темноте не видишь, — сказала она и хлопнула в ладоши. Сразу зажглись какие-то лампы, типа, масляные, что ли.

«Че тут устроила?» — думаю.

Я подошел к её столу и сел рядом на стул. А на столе, значит, у неё вообще какой-то бардак был. Палочки какие-то дымящиеся стояли. Воняло от них жутко. И еще какие-то фигурки странные были, и трава сухая лежала. То есть, вообще че-т нездоровое там творилось, в этом и так ненормальном кабинете.

— Зачем пришел? — спрашивает она меня своим эховитым голосом и сверкает глазенками.

— Хочу узнать если у меня сверхспособност…

— Нет, ты — обычный! — говорит она резко, не успел я даже вопрос закончить.

— Вы уверены?

— Да. Как ты посмел сомневаться в моих способностях? — сказала она громко, и у нее, типа, глаза ещё красными вдруг стали.

— Да не сомневаюсь я, просто уточняю, — отвечаю ей успокоительным тоном, а то мало ли, что эта поехавшая физичка может тут сделать со мной.

— Ладно, ладно, — говорит она и сразу обхватывает мою бошку рукой.

Держала она меня так, наверное, с минуту. А потом, значит, клешню свою опустила резко, и ещё как бы обессиленно так. Как макоронина, короче, она у неё болталась.

— Нет, я ничего не чувствую, а мои способности не действуют только на обычных.

— В смысле не действуют? — спрашиваю я.

Она посмотрела на меня, как на тупицу, и цыкнула ещё.

— Скажи, ты не замечал, что люди не могут твои мысли читать, видеть твое прошлое и вообще не могут на твой разум воздействовать?

— Ну да, вроде. Но меня ж телепортировал сегодня одноклассник?

— Это другое, — говорит.

Я сижу и дыню свою чешу.

— Что я, типа, как та девчонка с вампирами? — спросил я и усмехнулся по-дурацки.

— Не понимаю о чем ты.

— Ладно, ладно, ни о чем. Так что мне делать?

— Не знаю.

— А я могу как-нибудь получит сверхспособность?

— Не знаю.

Ну я, в общем, почувствовал, что разговаривать дальше бесполезно, да и физичка че-т без настроения стала.

— Ладно, — говорю, — я пошел. Спасибо.

— Не за что, Колбаскин, — сказала она и тяжело вздохнула.

Вот тут-то она была права, действительно, не за что.

Вышел я, значит, оттуда, и звонок прозвенел. Урок закончился. А шмакодявочники эти стоят до сих пор и лупят на меня своими глазенками мелкими.

— Ну, что? — спрашивает одна из них, самая, видать, противная. — Обычный ты, да?

Я прошел мимо них и даже взглядом не удостоил. Буду еще с ними связываться. Мелкие какими-то ушлыми стали вообще. Наглые такие.

Глава 5. Обычные не одиноки.

Ну вот, значит, иду я по лестнице вниз и думаю: «Пожрать хоть надо, что ли. А то нервы эти, аж жрать хочется, как собаке. Может, хоть в столовке поспокойнее будет».

Короче, прошел я опять через весь этот хаус, который творился там в школе, и в итоге подошел к столовке. «Большая перемена все-таки, — думаю, — столовка должна быть битком забита». Зашел я внутрь, а там пусто оказалось, как и у меня в желудке. Только один стол вдалеке и стоял. За ним каких-то два жирных чувака точили булки вовсю. Ну я к ним и подошел.

— Здаров, пацаны. А че никого нет? — спрашиваю у этих желудков ходячих.

— Есть никто не хочет, — отвечает мне один их них.

Другой даже не посмотрел на меня, а только продолжал усиленно жрать, как будто у него отберут эти булки.

— Почему? — спрашиваю я и сажусь рядом.

— А ты че, — он откусывает полпиццы и жамкает её, — не знаешь? У всех теперь такой метаболизм: хочешь — ешь, хочешь — нет.

— Ты прикалываешься, что ли?

— Нет, — говорит и закидывает в топку остаток пиццы.

— А вы че здесь тогда сидите?

— У нас сверхспособность такая — есть сколько хочешь.

«Ну и сверхспособность, — думаю. — Этим лишь бы пожрать».

— А вы там булки-то еще оставили в