оказалась, что будущая «курсистка» тоже из марксисток… Получится взрывообразная смесь, которая похоронит под собой все семейное счастье дома. Анкетировать их что ли перед знакомством?

Кроме ужасов современной медицины Семашко возмущался недисциплинированной командой студиозусов. Маски надевать забывают, могут надеть чуть не на подбородок.

– Пристыдите их потом шуткой, что маску на лице носят те, кто в науку верит. Но те, кто нос не закрывает, тот не понимает ее сути. А у кого она остается в кармане, тот, получается, в магию верит. Ну и загробную жизнь.

– Где вы хоть берете все эти максимы? – поинтересовался Николай.

– Напрямую из космоса, конечно же, – отговорился я.

Не сказал только, что до ковида еще дожить надо, тогда и не так юморили. Впрочем, ждать ковида не надо – впереди испанка.

* * *

В итоге всех добровольцев свезли в одну кучу, для чего в клинике военно-медицинской академии выделили две палаты. Восемь человек, все мужчины – от стариков до подростков. Не то чтобы ни одна женщина не захотела, но решили пока устроить гендерное неравноправие. Все по моему настоянию подписали совершенно бессмысленные и бесполезные бумаги, что соглашаются на участие в экспериментальном лечении, без претензий к врачам. В нынешние времена и так никто ничего не скажет. Не получилось – и ладно. К смерти сейчас большей частью очень спокойно относятся. Фатализм как главенствующая идеология.

Но эти считали себя счастливчиками. Как же, кормят от пуза, господские мягкие кровати, лекарства. И смерть первого из них, рабочего завода Нобеля Михаила Фенькова, наступившая от послеоперационного кровотечения, никого не расстроила. Перекрестились, пробормотали молитву – и всё тут. Пожил мужик сорок два года – счастливчик. А что от чахотки помер, так тут все такие.

Студентов я взгрел. Пригрозил, что временное отчисление может стать постоянным. Эти засранцы вместо того, чтобы сидеть у постели больного и контролировать показатели жизнедеятельности, внаглую спали. А отчет потом подделали. Сами же пациенты их и продали, причем совершенно того не желая. Посетовали, что ребята совсем не спят, вот только ночью и урвали чуток сна. Первая жертва оказалась напрасной.

Второй пациент умер на столе – остановилось сердце. Сколько мы не пытались «завести», все без толку. Чахоточные, они худые, жизненных сил мало.

– Пошла черная полоса, – резюмировал Склифосовский, когда третий пациент, которого мы готовили, вовсе не дожил до нее – скончался в палате в ночь перед операцией. – Что будем делать, господа?

Я тяжело вздохнул:

– Закажем молебен у отца Иоанна, я с ним нынче свел тесное знакомство – и продолжим. К тому же он некоторым образом причастен к происходящему.

Глава 6

ПЕТЕРБУРГСКІЙ ЛИСТОКЪ. Домовладѣльцы Невскаго проспекта вошли въ городскую управу съ ходатайствомъ о томъ, чтобы было воспрещено по Невскому проспекту движеніе общественныхъ каретъ г. Назимова. По заявленію домовладѣльцевъ, отъ движенія этихъ громоздскихъ двухъ-ярусныхъ каретъ портится мостовая и происходитъ сотрясеніе половъ въ квартирахъ.

ИЗЪ ЗАГРАНИЧНОЙ ЖИЗНИ. Необычайная свадьба происходила въ Америкѣ. Жениху 103 года, невѣстѣ 101 годъ. По окончанiи церемонiи новобрачные совершили прогулку въ каретѣ, сдѣланной 83 года назадъ.

ЛОНДОНЪ. Въ газетѣ «Times» напечатана безъ указанiя источника и числа кореспонденцiя, утверждающая, что договоръ о протекторатѣ Россiи надъ Китаемъ – фактъ совершившiйся. Кореспондентъ сожалѣетъ о невозможности оказывать впредь давленiе на Китай путемъ морскихъ демонстрацiй и дѣйствiй и взываетъ къ правительству Англiи, чтобы оно охранило британскiе интересы энергическими дѣйствiями.

СТОКГОЛЬМЪ. Нобель завѣщалъ, чтобы изъ капитала, который будетъ реализованъ, составленъ былъ фондъ, проценты съ коего ежегодно должны быть дѣлимы на пять частей. Всѣ онѣ будутъ выдаваемы въ видѣ премiй: одна – за важнѣйшiя открытiя и изобрѣтенiя въ области физики, другая – за важнѣйшiя химическiя открытiя и улучшенiя, третья – за важнѣйшiя открытiя въ области физiологiи и медицины, четвертая – за лучшiя научныя произведенiя, пятая – за наибольшую или наилучшую дѣятельность на пользу мира. Премiи одинаково должны быть выдаваемы скандинавцамъ и нескандинавцамъ. Фондъ по отчисленiи суммъ, завѣщанныхъ отдѣльнымъ лицамъ, составляетъ, по слухамъ, 35 миллiоновъ кронъ.

Весна девяносто седьмого выдалась робкой. Словно воровка на доверии какая – тишком проникла в дом, осмотрелась. Сбежала. Потом опять вскрыла с заднего двора хоромы зимы, уже посмелее влезла внутрь.

Утром девятнадцатого марта я решил прогуляться пешком, напитаться, так сказать, свежим морским воздухом, йодом перед походом в присутствие. Подготовился как следует – обул новые калоши, на всякий случай взял с собой зонтик. Это же Питер, тут по-другому нельзя – может пойти дождь. И снег не исключен – хоть чистый, хоть в виде примеси к дождю.

Охрана сначала вяло протестовала против такого нарушения режима передвижения, но потом смирилась. Два бодигарда поплелись следом по улице, шмыгая носами и зло зыркая по сторонам.

Наша сила в вере! Вот вышел погулять и не пожалел – меня сразу же встречает робкое мартовское солнце. Его лучи, еще не окрепшие после долгой зимы, скользят по грязным сугробам вдоль мостовой. Петербург словно потягивается, просыпаясь от зимней спячки.

Иду по проспекту, под ногами чавкает подтаявший снег, который не успели убрать дворники. Весна пытается отвоевать свои права у зимы, но пока выходит не очень. Вот вроде днем пригрело, лужи расплескались по булыжной мостовой, а к вечеру – бац! – и снова подморозило. Утром выходишь – а тротуары покрыты предательской коркой льда.

На Аничковом мосту останавливаюсь, смотрю на Фонтанку. Лед на реке потемнел, вздулся, того и гляди, тронется. Укротители коней Клодта тоже как будто ожили, стряхивают с себя зимнюю дремоту. Но в гости к Сергею Александровичу, чей дворец совсем рядом, заходить не буду. Лучше вон, в любимый населением и мной ресторан Лейнера, в прошлом кондитерскую Вольфа и Беранже, на углу. Знакомый официант приветливо кланяется:

– Как обычно, чашку кофею и слойку с корицей, ваше сиятельство?

– Да, будьте любезны, – отвечаю я, присаживаясь за столик у окна.

Один охранник остается снаружи, второй располагается за соседним столиком.

Грею руки о горячую чашку. За стеклом прохожие кутаются в шубы и пальто – ветер с Невы все еще по-зимнему колючий. Но в воздухе уже чувствуется перемена, едва уловимый запах оттепели.

И тут от знакомых не спрятаться: мне еще кофе не принесли, зашел Михеев – врач со скорой. Помахал ему рукой. Доктор, сделав заказ, сел ко мне за столик.

– Александр Васильевич! Рад вас видеть. После дежурства?

– Евгений Александрович, мое почтение. Да, только закончил. Как узнали?

– Глаза красные.

Я засмеялся, доктор вслед за мной. Ну вот, и заказы наши. Михеев на работе пьет чай