Стивен настоящий гигант!» – пародирую ее вчерашние восхищения доставщиком пиццы. – Не думаю, что твой сексуальный опыт с настоящими парнями гораздо лучше моего вибратора, который может удовлетворять меня, пока я не нажму на красную кнопку. Знаешь, сколько он держит зарядку?

– Помнишь, что я сказала несколько минут назад? Ты – язва! Говори что угодно, но лучше доставщик пиццы и десять минут, чем бездушный латекс!

– Жду тебя в Аспене, Элфи Хоторн. И да, – я перехожу на шепот, – я уверена, что найду того самого «несуществующего парня», который сделает со мной то, о чем я читаю в книгах. Пока-пока!

Скидываю звонок и, стянув ботинки, прохожу в кухню-гостиную. Я не была в этом доме с девяти лет, а все потому, что мама решила развестись с отцом и перебраться в Нью-Йорк к мужчине, с которым была знакома всего несколько дней по переписке. Конечно же, они не поженились и даже не прожили вместе и недели, но это абсолютно ничего не поменяло. Мы остались жить в Нью-Йорке. В маленькой съемной квартире, с отвратительными соседями сверху, вечно выясняющими отношения и примиряющимися так, что лопасти вентилятора на потолке моей спальни напоминали листья пальмы, на которой сходила с ума шимпанзе. Я не осуждаю маму за выбор такой жизни. Мой отец – он классный и все такое, но его любовь к склонам, сноубордам и свободе была гораздо сильнее, чем к ней, во всяком случае, она так считала. Что насчет меня? За все эти девять лет я ни разу не была в Аспене, а все только по той причине, что мама отказывалась летать сюда, а я, по ее мнению, слишком несамостоятельна для перелетов с пересадками. Но, конечно же, я видела отца. Он прилетал в Нью-Йорк на выходные раз в несколько месяцев. Мы ходили на симулятор сноуборда, в скейтпарк, а также на взрослые тусовки нью-йоркских сноубордистов, где я впервые попробовала отвратительное ирландское пиво и узнала значение «Игры головой».

– Шелли-Джелли-Белли!

И да, я забыла сказать: отец вечно коверкает мое имя, смешивая его с названиями жевательных конфет, которые я ненавижу с детства из-за того, что переела их и разукрасила блевотной радугой мамин любимый белый ковер.

– Привет, пап! – Я успеваю помахать рукой, прежде чем утонуть в его медвежьих объятиях.

– Как полет?

– Если не считать того, что на последней пересадке самолет попал в зону турбулентности и старушка рядом со мной начала истошно кричать «Мы все умрем!», а потом схватила бумажный пакет и отправила туда сэндвич с тунцом как раз когда я пережевывала протеиновый батончик, то прекрасно. Ты как?

Отстранившись, я осматриваю его. Как и всегда: растрепанные темные волосы, холостяцкая небритость, которая, к слову, очень ему идет, и выцветший пижамный костюм Гринча – подарок матери десятилетней давности.

– Улет! Как там поживает моя повелительница драконов?

Закатываю глаза от нелепости прозвища для мамы.

– Все еще играет роль одинокой самодостаточной женщины, чей бывший муж оказался настоящим ослом. – Натягиваю безобидную улыбку и пожимаю плечами. – Она в полном порядке. Читает книги про драконов и мечтает попасть в их мир.

– Твоя мама – очень горячая штучка, Ше-Дже-Бел, и мне не верится, что она не может найти достойную замену снобу-сноубордисту, который ее не ценил, – говорит он, вытягивая из холодильника яйца, бекон и галлон молока.

«Наверное, потому, что не существует мужчины лучше, чем ты, пап, а она все еще хочет, чтобы ты сделал первый шаг и вернул ее», – думаю я, но произношу:

– Я не лезу в ее жизнь. Лучше расскажи, как ты справляешься здесь в абсолютном одиночестве.

Поставив на керамическую панель сковороду, он бросает туда нарезанный бекон, разбивает шесть яиц и посыпает это все пряностями из обрезанной банки от Pepsi.

– В будние дни тренирую туристов и смотрю глупые телепередачи по квадратной коробке с названием «телевизор». Слышала что-нибудь о такой инновации? – улыбается он, и я отвечаю тем же. – В выходные – катаюсь с парнями по диким тропам весь день в поисках снежного человека, а потом отмокаю в джакузи под открытым небом и пью отвратительный разливной эль из забегаловки твоего дяди Бенджамина.

– Скучно. – Я зеваю в ладонь, подходя к кухонному островку, и, взяв яблоко из фруктовой корзины, делаю большой укус.

– Я одинокий старый волк, Шелби. Чем, по-твоему, я должен заниматься в тридцать семь?

– Не знаю – может, завести себе сенбернара, пачкающего мебель, играть в бильярд, ходить на вечеринки и напиваться в барах, пока тебя не похитит НЛО?

Он смеется, накладывая глазунью с беконом на тарелки, а я устраиваюсь поудобнее на барном стуле, осматриваясь по сторонам. Здесь все, как и в тот день, когда я уезжала. Сдержанный минимализм в серых тонах, несколько виниловых пластинок «Bad Company» на стенах и наши фотографии: я, мама и отец. Счастливые и еще не предвидящие дерьма, которое произойдет дальше.

– Ты надолго в Аспен?

Пожимаю плечами, забирая тарелку из его рук, и, вынув вилку из подставки, накалываю кусочек бекона.

– Останусь на праздники, чтобы не дать тебе умереть от скуки, старый волк.

– Кайф! Мне не хватало напарника, чтобы пересмотреть все части «Один дома», любимого «Гринча» и «Полицейского из Беверли-Хиллз».

– О не-ет, только не просмотры фильмов со своим стариком, – смеюсь я, закидывая в рот еще один ломтик бекона и наблюдая довольную улыбку отца. – Это испанский стыд!

– Когда ты успела побывать в стране паэльи[11]?

Булькнув от смеха, беру перечницу и посыпаю кулинарный шедевр отца на своей тарелке перцем.

– «Испанский стыд» – это…

– Я знаю, что такое «испанский стыд», просто решил тебя подколоть.

– «Подколоть»? – возмущаюсь я. – Ты и вправду слишком стар. Это слово никто уже не использует.

– И как же это называется сейчас?

Прожевав, взмахиваю вилкой.

– Пранк.

– Пранк, – повторяет он, наливает молоко в два стакана и, придвинув их к тарелкам, накрывает моим любимым печеньем с шоколадной крошкой.

– Жаль, твоя мама отказалась приехать, я очень скучаю по нашим совместным семейным вечерам. Особенно по дню, когда ты сделала это.

Усмехнувшись, он заводит большой палец за спину, и, проследив взглядом, я замечаю в прошлом белый, в настоящем уродливый ковер.

– Фу! Почему ты не выкинул его? – кривлюсь я, встряхивая головой и передергивая плечами.

– Я повешу его на стену, и когда ты приведешь знакомиться своего будущего мужа, я скажу ему, что в детстве ты была очень творческой натурой.

– Это совсем не смешно!

– Разве? Как по мне, отличный пранк.

Откинувшись на спинку стула, он принимается заразительно смеяться, и я не замечаю, как начинаю смеяться вместе с ним.