Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А пока — новый скандал в начале марта. На вечеринке в доме знатной молдаванки Смаранды Богдан Пушкин повздорил с ее дочерью Марией, с которой давно вел «свободные речи». Возможно, она сказала ему что-то обидное потому, что он вызвал в ней ревность вниманием к другой даме, а также ухаживал за юной дочерью Марии. Пушкин не находит ничего лучшего, как искать управу на обидчицу у ее мужа — Тодора Балаша (лица влиятельного: вскоре он станет гетманом Молдавии). Тот отвечает крайне грубо. Павел Пущин увозит Пушкина подальше от греха, но через два дня участникам конфликта приходится объясняться, и Пушкин оскорбляет Балаша действием. Дело заходит так далеко, что Инзов сажает Пушкина под домашний арест. Даже часового у дверей ставит, но разрешает по саду гулять и принимать посетителей. Пушкин сочиняет веселые стихи:
Мой друг, уже три дня
Сижу я под арестом,
И не видался я
Давно с моим Орестом…
Под «Орестом», вероятно, имеется в виду верный друг Николай Алексеев.
А для более широкого читательского круга слагается стихотворение, которое переживет века и будет известно каждому носителю русского языка: «Сижу за решеткой в темнице сырой…». Успевает Пушкин в неволе сочинить также непристойную сказку «Царь Никита и сорок его дочерей».
На Страстной неделе Пушкин говеет, то есть постится, готовится к причащению. 28 марта приходит в церковь на заутреню, после чего Инзов объявляет об окончании трехнедельного ареста. По выражению Долгорукова, «он, как птичка из клетки, порхнул из генеральского кабинета на улицу искать прежних рассеяний и удовольствия в кругу своих приятелей…».
Пушкин ходит по городу с тяжелой железной палкой — тренирует твердость руки. Фехтует на рапирах с прапорщиком Лугининым. Готовится к новым баталиям.
ХХVI
Седьмого мая 1823 года государевым рескриптом наместником Бессарабии (и одновременно генерал-губернатором в Одессе) назначается генерал-адъютант Михаил Семенович Воронцов — вместо Ивана Никитича Инзова. Александр Тургенев пишет по этому поводу Вяземскому: «Граф Воронцов сделан Новороссийским и Бессарабским генерал-губернатором. Не знаю еще, отойдет ли к нему и бес арабский?»
Отойдет. «Бес арабский» вызовет у графа сильное раздражение и пробудит в его душе самые недобрые чувства. А начинается всё по-хорошему. Пока Пушкин набрасывает первые строфы «Евгения Онегина», Вяземский и Тургенев в столице хлопочут о его переводе из Кишинева в Одессу. Воронцову о поэте рассказано, на прощальном вечере перед отъездом новоиспеченного губернатора на юг должна быть исполнена кантата Верстовского «Черная шаль», сочиненная на пушкинские стихи.
В Одессу Пушкин отправляется в начале июля на морские ванны. Завязывает там множество знакомств. Обедает в ресторане Отона с шампанским «Сан-Пере». Посещает Итальянскую оперу, где блистает примадонна Анжелика Каталани — ее имя через четыре года войдет в одну из эффектных пушкинских строк: «Как мимоездом Каталани»… А в ложе — «Негоциантка молодая». Это Амалия Ризнич, высокая, стройная, с длинной косой. Жена Ивана Ризнича, крупного коммерсанта и меломана, не жалеющего денег для поддержки оперного театра.
В двадцатых числах июля Пушкин впервые встречается с новым генерал-губернатором. «Между тем приезжает Воронцов, принимает меня очень ласково, объявляют мне, что я перехожу под его начальство…» — пишет он в августе брату.
Пушкин окончательно перебирается в Одессу. В сентябре он знакомится с приехавшей туда женой графа Воронцова — Елизаветой Ксаверьевной. Ей 31 год, у нее вот-вот должен появиться третий ребенок.
Пушкин пока еще увлечен Амалией Ризнич. В приступе ревности он однажды, как поведает потом его младший брат, пробегает «пять верст с обнаженной головой под палящим солнцем по 35 градусам жара». Портреты Амалии мелькают на страницах его рукописей, но вскоре с ними начинает соперничать характерный профиль графини Воронцовой: прямой античный нос, резко очерченный подбородок. Она не считается красавицей, но знавшие ее отмечают чарующую улыбку и своеобразное «польское кокетство» (она дочь богатого магната графа Браницкого).
В декабре графиня возвращается к светской жизни, и Пушкин часто видится с ней в доме Воронцовых. Что за отношения у них? Иногда ссылаются на строки из письма В. Ф. Вяземской мужу: «Не говори ничего об этом, при свидании потолкуем об этом менее туманно, есть основания прекратить этот разговор. Молчи, хотя это очень целомудренно, да и серьезно лишь с его стороны».
Весомо, но все-таки это не абсолютное доказательство платоничности отношений Пушкина и Воронцовой. Главное же — что это первая в жизни Пушкина глубокая привязанность к женщине. Он взрослеет. Любовь к графине Элизе дарит ему и истинное, возвышающее страдание, и ощущение душевной взаимности. И еще прелесть эмоционального контакта со «старшей» женщиной: это молодой Пушкин умеет находить в самых разных отношениях: с Екатериной Андреевной Карамзиной, княгиней Евдокией Ивановной Голицыной, Прасковьей Осиповой, а в какой-то мере — и с княгиней Верой Федоровной Вяземской.
Черновая рукопись второй главы романа «Евгений Онегин»
Пушкин впервые становится участником сложной любовной драмы. Его соперником делается не только граф Воронцов, но и Александр Раевский, когда-то вызывавший у Пушкина восторг, а теперь удручающий его своим цинизмом и безверием:
Не верил он любви, свободе,
На жизнь насмешливо глядел —
И ничего во всей природе
Благословить он не хотел.
Эти строки стихотворения «Демон» сложились под впечатлением бесед с Раевским. Сам же Пушкин, пройдя испытание скепсисом, станет мудрее, но цинизм его души не коснется. Пока в Петербурге Рылеев и Пущин обсуждают, как «действовать на ум народа», а в Каменке на Украине Южное общество во главе с Пестелем строит конституционные проекты, Пушкин думает об ином.
«Это мой последний либеральный бред», — пишет он А. Тургеневу по поводу собственных стихов на смерть Наполеона и их финала: «И миру вечную свободу / Из мрака ссылки завещал». Вспоминая евангельскую притчу о сеятеле, поэт серьезно сомневается в том, что революционная пропаганда пойдет впрок:
Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Но этот скорбный сарказм никогда не перейдет у него в оправдание зла и тирании.
ХХVII
С весны 1823 года жизнь и судьба Пушкина начинают измеряться не только годами, но и главами «Евгения Онегина». В мае начата первая глава. Поначалу автор называет новое сочинение поэмой. Визитеры иногда застают его лежащим в постели и пишущим новые строфы на клочках бумаги. Порою он сам смеется над удачными остротами.
В октябре первая глава дописана, 3 ноября готовы 17 строф второй главы. А на следующий день Пушкин посылает Вяземскому в Москву для опубликования текст «Бахчисарайского фонтана», прося приписать к нему предисловие или послесловие. Попутно сообщает: «Что касается до моих занятий, я теперь пишу не роман, а роман в стихах — дьявольская разница». Роман в стихах — это пока непривычное выражение станет именем нового жанра.
Пушкин опережает самого себя. Заглядывает в неведомое будущее — жизненное и литературное. В январе 1824 года офицер Петр Муханов, толковый читатель, которого поэт познакомил с первой главой «Онегина», пишет Рылееву в Петербург: «Пушкин гигантски идет к совершенству».
Десятого марта в Москве выходит «Бахчисарайский фонтан», сопровожденный вступительной статьей Вяземского. Тиражом 1200 экземпляров, по цене пять рублей. Авторский гонорар — три тысячи, то есть по пять рублей за каждый стих. Вяземский доволен коммерческим результатом. Книга расходится удачно наравне с такими бестселлерами, как два тома «Истории» Карамзина и новейшее издание Жуковского.
Тем временем над Пушкиным-чиновником сгущаются тучи. В конце марта 1824 года Воронцов адресует графу Нессельроде просьбу удалить Пушкина из Одессы. Для