собранные в царское время, окутаны мраком тайны. Огромная часть материалов, пылящихся в архивах, лежит там «мертвым грузом», никто не занимается их расшифровкой, переведением фонографических записей, сделанных до революции, на ноты.

Вот что пишет Юрий Воробьевский в своей книге «Путь в Апокалипсис. Точка Омега»:

«Раньше в песне купалась вся деревенская жизнь. Одному действию соответствовала одна песня, другому – другая. Где еще осталось ощущение священного времени? В храме. На Рождество не будут петь успенскую. До революции темы песен были: жнивные, свадебные, погребальные, плачи, духовные канты.

Бабушки часто не знают, что поют даже в соседней деревне. Они говорят: у вас свое, у нас – свое. На территории одной области поют по-разному. В одной деревне двух одинаковых голосов нет. Между тем в отделениях хорового пения музыкальных училищ всех под одну гребенку учат петь под Зыкину. Получается усредненное звучание и унифицированные „народники“.

Когда знаменитый Пятницкий вынужден был уйти из своего хора, новое руководство запретило исполнять русские песни. Их заменили городские, фабричные, колхозные. Их и стали называть народными. Богоборческий режим не мог терпеть настоящую русскую, Богом данную песню. Разрушить можно, подменив. Подменили русскую песню – на колхозную. Заменили душу песни.

Постепенно из хора Пятницкого убрали замечательных бабушек, которых он собирал по всей России. И зазвучали по радио орущие голоса. Шло стирание национального лица. Влияние на генотип.

Здесь же корни явления, называемого сейчас патриотической песней. Это тоже подмена того пения, что превозносило Бога. „Патриотическая“ песня возносит какое-либо чувство или мысль. Основная идея – уничтожай врагов до победного конца. Во имя чего? Сказано: за Родину. Значит, в традиционном понимании – за Русь Святую, за Царя, за веру православную».

Наедине с гитарой и природой. Фото из архива Жанны Бичевской

Жанна всегда чувствовала неприятие к псевдонародной песне на каком-то духовном уровне. Ей казалось, что песни можно выбирать интуитивно, но с годами она поняла, что все они в ее репертуаре – Богом данные. Среди спетых ею русских народных песен много таких, которые пелись до революции. В поездках по российской глубинке Жанне удавалось найти бабушек, которые по памяти восстанавливали песни царской России. Такие встречи были редкостью, в основном на просьбу спеть что-то народное бабушки в деревнях начинали петь колхозные и псевдонародные композиторские песни, которые слышали по радио.

Во многих интервью Жанна касается темы русской народной песни, отношения к ней и уничтожения души русской песни:

«По указке партийного аппарата истинный фольклор намеренно и планомерно уничтожался, на смену ему пришел псевдорусский фольклор, лубок для интуристов. Я не признаю в фольклоре лубочность, наигранное веселье. Когда поют бабушки в деревнях – там все настоящее. Но когда вижу разнаряженных „под народ“ городских певиц, я не ощущаю в их песнях ничего, кроме фальши. А главный мой упрек этим псевдодеревенским песням – отсутствие слов. Слов практически нет. А слова ох как нужны. Нужна глубина, слеза нужна. Разве вся наша история не заслуживает того, чтобы, слушая песню, мы немного взгрустнули? Разве все было так весело? Разве исконно русские песни – всегда прибаутки, развеселое уханье, этакое разгулье? Вы возьмите нашу Россию – она же вся на глубоких чувствах. Не на надрыве и истерике, а на величайшей сдержанности. Если печаль – то глубокая, не шумная – а молчаливая.

К народному искусству надо относиться с трепетом, с большой осторожностью. Тем более если говоришь о народных ценностях современным языком, тем более если в руках у тебя не балалайка, не гармошка, а гитара».

«Чиновники презирали все, что несло нужную этногенетическую информацию. На смену чистому национальному богатству вытаскивалась жуткая многоголовая гидра, ничего общего с нашей культурой не имевшая. Она создавала свой собственный корм, которым и питалась. Вот и появились песни, которые не сердцем – только желудком воспринимать. Парнокопытный жанр…»

«Впрочем, странно было бы, если бы в тотальной борьбе со всем настоящим исконная русская песня вдруг уцелела. И не только русская – украинская, к примеру, подверглась не меньшему геноциду. Результат – новый тип песен, новый жанр – советский. Дешевка, визг, истерика. Чем шумнее и глупее – тем лучше! Но ведь это не русская песня! Она всегда в основе несла глубокую печаль, балладность, даже в шутливых есть какая-то грусть. Потому что Россия никогда не была счастливой землей. Она всегда подвергалась мукам, страданиям, гонениям. И как на такой земле могли родиться такие бодренькие песенки, которые пелись в сталинско-брежневское время? Это ложь была.

Репертуар особо не подбираю – верю в случай, волю и милость Божью. В советское время фольклорные экспедиции, к сожалению, проводились больше для галочки. Ездят все, пугают людей – любое музучилище, консерватория. А как они это делают! Многие бабушки просто крестятся и святой водой избу кропят после них. Я делала совсем иначе. Я пыталась жить с этими людьми. Первая моя „экспедиция“ была еще в училище. На рефрижераторе – из Москвы в Ростов, дальше в станицы Калитвенская, Новочеркасская. Потом так и пошло – песня к песне» (Ж. Бичевская).

Жанна не расставалась с гитарой даже в сплавах по рекам. Фото из архива Жанны Бичевской

На протяжении долгих лет свои летние поездки по российской глубинке Жанна Бичевская посвящала собиранию забытых народных песен. Эти песни записаны в нашей генетической памяти, и несмотря на то, что после революции они оказались забыты или опорочены, в 70–80-е годы, когда они вновь зазвучали в исполнении Жанны Бичевской, – люди их приняли, как родные люди принимают своих родных.

Песни, собранные по крупицам

«Народное песенное искусство – это такое искусство, когда народ поет не по предложенному ему сложившемуся стереотипу, а так, как чувствует, – индивидуально и неповторимо. И когда люди поймут это, они выйдут за рамки условностей и догм и будут творить легко, свободно и возвышенно, не растрачивая свою энергию в спорах. Народная песня потому и дожила до наших дней, что, изменяя свои внешние формы и отвечая требованиям времени, никогда не теряла своей главной ценности – духовности. И только когда она, подчиняясь неуемной воле и равнодушному сердцу, превращается в раскрашенную матрешку, рассчитанную на экспорт, она, народная песня, теряет всякий смысл и становится не национальным искусством, а коммерцией, обедняющей культуру и ее корни» (из аннотации к виниловой пластинке Ж. Бичевской «Старые русские народные и деревенские, городские песни и баллады», 1987 год).

«Сила народной