он обожал приключенческие истории, от которых захватывает дух и сердце пускается в пляс. К сожалению, у нас была одна-единственная книга — ирландский песенный сборник, перешедший по наследству от моих бабушки с дедушкой, но читать ноты мы не умели. Иногда папин начальник одалживал ему романы. Папа читал медленно, гораздо медленнее меня, и часто просил помочь разобрать длинные слова, но не сдавался и продолжал. Когда в 1905 году в Бронксе, всего в двух кварталах от моей школы, открылась первая библиотека, папа стал одним из самых преданных ее посетителей.

Мысли о папе напоминают мне, что я хочу кое-что увидеть. Встав на цыпочки, я пытаюсь выглянуть в окно. А это, в свою очередь, напоминает мне о прошедшей ночи — о приглушенных сердитых голосах, снегопаде и угрожающем взгляде доктора Блэкрика. Я поспешно пячусь, подавляя желание передернуться. Впрочем, окно все равно очень высокое и к тому же не выходит на южную сторону, где можно увидеть другие маленькие острова Ист-Ривер.

Выйдя через дальнюю дверь из кухни, я оказываюсь в тускло освещенном зале. Окон здесь нет, людей тоже — это обычные кладовые с бельевыми шкафами, по углам стоят столики, а на них керосиновые лампы и вазы с декоративными стеклышками, и на полках тоже. Я случайно набредаю на спальню, которая, судя по маленькой фотокарточке в рамке, принадлежит фрейлейн Гретхен: на ней запечатлены она сама и привлекательный молодой человек. Я протягиваю было руку за фотографией, но тут же одергиваю себя. Беатрис назвала бы это «расследованием», но, по-моему, это называется «совать нос в чужие дела». Так что я ухожу.

Дверь дальше по коридору ведет на задний двор. Там есть и окно, и я выглядываю на улицу, но отсюда берег плохо видно. Зато открывается вид на сад — деревья без листвы, укрытые снегом, обледеневшие каменные скамейки и дорожки, замерзший фонтан, решетчатая ограда, увитая черными иссохшими лозами. Еще я вижу Царапку — он устроился рядом с кустом. Пару мгновений наблюдаю за ним. Несмотря на свою уродливую наружность, кот держится так величественно, будто он король, обозревающий свои владения. Клокастая черная шерсть гривой обрамляет костлявую морду. Подняв лапу, он принимается вылизывать ее с важным видом.

И тут я замечаю подле него растерзанную мертвую птичку.

— Ах ты живодер! — возмущенно выкрикиваю я.

Царапка едва соизволил на меня взглянуть. Прищурив свои мутные глаза, он снова принимается лизать лапу. Я разом ослабеваю и ковыляю прочь от окна. Мне кажется, что я оказалась в бесконечном лабиринте ковров и портьер и стены смыкаются вокруг меня. Я дышу всё чаще и чаще. Перед глазами мельтешит растерзанная птичка. Мне хочется кричать, но неожиданно я оказываюсь в главном холле.

Слева от меня парадная лестница и теплая гостиная, двери в которую зазывно открыты и манят меня к причудливому желтому дивану, потрескивающему камину и подносу с печеньем. Я сопротивляюсь, но эта уютная картинка приводит меня в чувство.

— Эсси? — Фрейлейн Гретхен выходит из комнаты с полной корзиной дров. — А, вот ты где! — с улыбкой говорит она. — Хорошо спалось?

— Д-да, — запнувшись отвечаю я, еще не вполне оправившись от страха. — Вы видели мою маму? — Затем я вспоминаю, что нужно быть вежливой. — И спасибо за завтрак.

— На здоровье, дорогая. Надеюсь, каша не остыла. А миссис Блэкрик уехала с самого утра с Фрэнком — посмотреть остров и познакомиться с персоналом Риверсайда.

Я озабоченно хмурюсь. Мне хочется рассказать маме, что́ я видела ночью из окна. Еще хочу извиниться за колокольчик. Нужно завоевать ее доверие. От увиденной сцены — как доктор Блэкрик ругается с полицией — у меня появилось ужасное предчувствие. Если на острове творятся какие-то незаконные дела, мама должна верить мне, когда я с ней поговорю.

— Мама все еще сердится на меня? — спрашиваю я.

Фрейлейн Гретхен смотрит удивленно.

— Вовсе нет. Она сказала так: «Пускай Эсси спит хоть весь день, если захочет, а когда проснется, скажите ей заняться чем угодно».

Я пытаюсь улыбнуться так же жизнерадостно, как Гретхен, но в своей голове слышу эту фразу, сказанную маминым голосом, и нисколько не сомневаюсь, что она по-прежнему в ярости. У меня тянет в животе.

— Красиво, да? — Фрейлейн Гретхен кивком показывает на что-то рядом со мной.

Опустив взгляд, я замечаю столик рядом с лестницей, на котором стоит чаша, наполненная стеклышками. На их гранях играют блики света, отбрасывая радужные переливы. Некоторые стекла внутри мутные. Другие насквозь прозрачные. Я беру одно стеклышко пальцами и поднимаю. Оно размером с мой ноготь на большом пальце, гладкое на ощупь и вполне красивое. Когда я смотрю в него, все вокруг окрашивается оранжевым.

— Эти стекла выносит на берег после отлива, — объясняет фрейлейн Гретхен.

Я осторожно кладу стеклышко обратно в чашу.

— Они здесь повсюду, — говорю я. — Даже в моей комнате стоит ваза с этими стеклышками.

— У доктора Блэкрика такое вот… увлечение, — с запинкой говорит фрейлейн Гретхен, будто не может сразу подобрать подходящее слово. Дальше направляется в гостиную в противоположной стороне холла, и я иду следом и наблюдаю, как Гретхен, закатав рукава, присаживается на колени рядом с камином, чтобы подложить туда поленья. Меня беспокоит, что ей приходится заниматься этой работой ради меня. Я неловко переминаюсь с ноги на ногу.

— Доктор ходит гулять по берегу во время отлива и набирает полные карманы этих стеклышек. — Фрейлейн Гретхен замолкает и поворачивается ко мне. — Если хорошенько поискать, на острове Норт-Бразер можно найти много всего необычного.

У меня по коже бегут мурашки. Я будто слышу голос Беатрис: «Будь посмелее. Смотри в оба».

Но я и так меньше чем за день увидела предостаточно. Я не хочу искать что-нибудь необычное. Мне и без того страшно. И важнее всего сейчас поговорить с мамой. Наверняка она не захочет жить здесь, раз мой отчим гнусно себя ведет. Я решаю немедленно написать Беатрис. Лучше держать ее в курсе всего, что творится в поместье.

Неожиданно антикварные часы возле входной двери начинают громко звонить, и мы с фрейлейн Гретхен одновременно поворачиваем к ним голову.

— Очень кстати! — восклицает горничная. — Скоро будет отлив. Если поторопишься, сама увидишь выброшенные на берег стеклышки.

Я вскидываю руки, будто обороняясь.

— О, н-нет, спасибо! Там снега намело, и наверняка все заледенело. — Я сцепляю пальцы в замок и отшагиваю назад. Заметив краем глаза свою тень сбоку, я вздрагиваю. — Я запросто могу упасть в реку, или получить обморожение, или…

Я замолкаю, заметив недоумевающий взгляд фрейлейн Гретхен.

— Angsthäschen.

— Что?

— Так я буду тебя теперь звать. — Она криво ухмыляется и снова принимается за