— Сережа мне говорил, — тихо сказала она.

— Да, но он просил меня только узнать… — Я выразительно глянула на Артура, и тот, совершенно правильно расценив мой взгляд, тактично отошел, однако с таким видом, что я если бы даже и захотела, то ни за что не забыла бы о нашем с ним уговоре. Он как бы напоминал мне, что завтра у нас с ним встреча, поэтому он прощается, но ненадолго.

— Да вы присаживайтесь, — пригласила Лада. И я опустилась рядом на небольшой диванчик.

Вдова была красива. Она обладала той красотой, которой так приятно любоваться, красотой классической, поразительной, но при этом настолько холодной, насколько и завораживающей. Глубокие голубые глаза, натуральные светлые волосы, греческий профиль, мягкие губы, утонченность в каждой черточке бледного лица. И если добавить к этому великолепное физическое сложение, изящные руки, нежный голос, то перед нами предстанет одна из муз. Я любовалась ею, как произведением искусства, и недоумевала при мысли, что к этой мраморной полубогине можно относиться как к обычной женщине: прикасаться, обнимать, говорить непристойности, любить ее по ночам. Нет, это было выше моего разумения!..

Но, кажется, я отвлеклась. Правда, позволю себе еще одно замечание: черный цвет шел ей невероятно, он как бы оттенял ее бледность. Я незаметно вздохнула и продолжила:

— Так вот, Сергей просил меня узнать, встречался ли с вашим мужем Григорьев, он считает…

Лада сделала какой-то вялый жест, из чего я поняла, что сейчас ей не до обсуждения каких бы то ни было дел и обстоятельств. Она вымученно посмотрела на меня.

— Лада, — тут же сказала я, — я не стану ни на чем настаивать. Простите, что не вовремя решила с вами поговорить.

Лада изобразила благодарную улыбку и промолвила:

— Я здесь буду еще пару дней. Может быть, после…

— Хорошо, — тут же кивнула я в знак согласия и поднялась. Получалось, что больше мне здесь делать было нечего. И я решила отправиться домой, подвести промежуточный итог, а потом уже вновь пообщаться с Сергеем.

Попрощавшись с Ладой, я незаметно выскользнула из номера, пока Артур с Сергеем о чем-то говорили с высоким неопрятным шатеном. Должно быть, один из поэтов, впрочем, это не имело сейчас никакого значения.

Я уже поняла, что самыми близкими для покойного были эти трое: Пантелеев, Гафизов и Белостоков. Впрочем, убить ведь мог и необязательно близкий человек. Из этого сам собой напрашивался вывод: следовало узнать, кто из коллег или знакомых Высотина был в Тарасове вчера, в день его смерти. Я уже знала, что это сам Сергей и Григорьев, с которым мы встречаемся завтра. А кто еще был здесь? Следует разузнать.

Я спустилась вниз и решила пообщаться на эту тему с милым парнем Вагизом, запомнившим меня по прошлым щедрым чаевым. Я направилась прямо к нему с таким видом, что он тотчас все понял и заулыбался.

— Привет, — сказала я, пользуясь тем, что рядом никого не было, и облокотилась о стойку. — Можно кое о чем спросить?

— Смотря о чем, — все еще улыбаясь, ответил Вагиз, но вид его говорил о том, что спрашивать я могу о чем угодно, только бы платить не забывала.

Я ловко выудила из сумочки кошелек, а из него скромную зелененькую бумажку, при взгляде на которую Вагиз даже как-то внутренне весь подобрался.

— Меня интересуют поэты, — сказала я. — Из тех, что понаехали к нам на поэтический семинар.

— О, — тут же печально сказал он. — Для нас это все очень неприятно… Вы же слышали, что с одним из них, по-моему, даже самым главным, случилось? — Он цокнул языком и покачал головой. — Репутация наша, сами понимаете, пострадала…

— Слышала, — ответила я и продолжила: — Так вот, мне нужно узнать, кто приехал вместе с ним из поэтов?

— Ну… Вообще-то… Это не те сведения… — замялся парень.

— Успокойся, — сказала я и даже показала ему лицензию частного сыщика. — Мне можно. Сам понимаешь, это почти что милиция. Так что мне нужно знать, кто приехал и кто накануне смерти посещал самого главного поэта.

— Конечно, — вздохнув, сказал он. — Но давайте так, я посмотрю, — он окинул взглядом холл, — а потом передам вам…

— Подожду в баре, — лаконично ответила я, забрала лицензию, протянутую ему вместе со скромной зелененькой бумажкой, которая, естественно, ко мне не вернулась, и пошла в уже знакомый мне ресторан, где уселась за стойку бара.

Часы показывали начало третьего. Я заказала себе кофе и стала ждать Вагиза. Но Вагиза я не дождалась. Минут через десять пришел какой-то парень, одетый в спецформу обслуги и, пробежав взглядом по малочисленной публике, наткнулся на меня. Он сразу же направился ко мне и, вручив мне белый конвертик, сказал, что это «то, что вы просили», после чего так же быстро ретировался. Я даже и спасибо ему сказать не успела.

Открыв конверт, я обнаружила там листок бумаги, на котором наскоро неразборчивым почерком было написано, что вместе с Высотиным за два дня до его трагической гибели из Москвы прибыли: Сергей Белостоков, некий Павел Михайлов, некая Людмила Мильская, а также Иван Иванович Григорьев, который, кстати сказать, прибыл раньше честной компании всего на несколько часов. А вчерашним рейсом нагрянули и остальные: Лада, Пантелеев, Гафизов и еще двое людей под общей фамилией — Самойловы.

И наконец я обнаружила то, что больше всего меня интересовало. Кто же посещал Высотина? А никто. То есть никто у него из живущих не в гостинице не был. Слабенькая надежда на то, что вот таким простеньким способом мне удастся узнать, был ли накануне смерти у Высотина Иван Иванович, не оправдалась. Увы, придется все-таки спрашивать у него самого.

Собственно, из этой докладной записки я поняла, что следует выяснить, кто же такие Михайлов и Мильская, связаны ли они как-то с Высотиным и не могли ли быть заинтересованными в его смерти хоть каким-то образом. И вообще, кому это могло быть выгодно?

В том, что самоубийство на самом деле является настоящим убийством, что очень и очень вероятно, я не сомневалась. Конечно, было интересно узнать, что скажет по этому поводу мой друг, патологоанатом Толик. Однако факт оставался фактом: фотографии, где на шее у покойного явно заметны следы чьих-то пальцев. А если прибавить к этому вывод, сделанный тем же господином Пантелеевым, да и Сергеем, что у Высотина по большому счету и причин-то для самоубийства не было? Да наложить одно на другое? Тогда многое становится ясным. Искать нужно не причины, подтолкнувшие Высотина к самоубийству, а вполне конкретного человека, который помог поэту отправиться на тот свет, причем пытается представить это как самоубийство. Если бы не школьный друг покойного, план бы наверняка удался.

Я расплатилась за кофе и поехала домой, чтобы привести себя в порядок перед встречей.

Конечно, собиралась я очень тщательно, ожидая от этой встречи многого, но, как выяснилось, не того, что получилось на самом деле.