Он почему-то изменился. Не смотрит на меня, не пожирает взглядом зелёно-карих глаз. Это, может, даже к лучшему, так я не буду смущаться. Но всё же опасаюсь этой перемены. Если он меня вышвырнет, то деньги не собрать вовек…

Отшвыривает покрывало, ложится на кровать поверх одеяла и надевает презерватив. Раскатывает по упругому стволу вниз.

— Иди сюда, Тата.

Я подхожу ближе, снимаю халат под его пристальным вниманием. Больше никаких указаний не звучит, и я импровизирую. Стаскиваю с себя трусики, взбираюсь сверху, стараясь не смотреть на угрожающе вздыбленный, обтянутый латексом член. Беру его в руку и, глядя Беслану в глаза, опускаюсь. Я всё ещё возбуждена, и тело требует разрядки, поэтому моя промежность впускает его без проблем и дискомфорта.

* * *

В ней так горячо, так сладко, что с губ срывается какой-то невменяемый хрип, похожий на стон. Обхватывает её бёдра и сдавливает их пальцами, заглядывая в её лицо. Почему влажная? Смазала себя чем-то. Или…

Положив ладони на его грудь, замерла, прикусив нижнюю сочную губу, взглянула на татуировку. Осторожно провела пальцами по выпуклостям шрамов.

— Они и здесь… Так много… — прошептала одними губами, и его накрыло.

Схватив девчонку за запястья, опрокинул на постель и, подмяв под себя, вошёл глубже. И ещё раз… Пока она не заскулила и обняла его ногами, подаваясь навстречу. Подняла дрожащую руку, коснулась шрама на лице. А Шаху вдруг показалось, что она хочет его о чём-то спросить. Или сказать?

— Что?

— Ничего, — улыбнулась, отталкиваясь от постели, буквально насаживаясь на его член.

Дразнит. Играет с ним. Завлекает своей улыбкой. А Беслану по кайфу. Так, что поджилки трясутся.

Стискивает в своих объятиях, с силой прижимает к себе и вдалбливает её в постель до красных точек перед глазами. Размазывает, вбивается, а девчонка громко стонет и раздирает своими короткими ногтями его плечи. Срывается на крик и, содрогнувшись, кончает, запрокинув голову и широко распахнув глаза. Её дрожь плавно перетекает в него, и Беслан уже не может остановиться. С тумбочки что-то со звоном падает на пол, а кровать ударяется о стену, пока он доводит себя до кондиции. Слышит её всхлип, и помутнение забирает его с головой.

Скатившись с неё спустя минуту, закрыл глаза. Так накрыло, что мозги расплавились. Чуть кости обоим не раскрошил.

— Как ты?

Она со стоном привстала, прижала к груди покрывало.

— Нормально… — пробормотала растерянно. — Я что-то… Устала. Можно я пойду?

Он вообще-то не планировал её отпускать. Не так быстро, по крайней мере. У него на эту ночь была уйма планов, но что-то разошёлся, надо бы притормозить. А то так недолго замучить её. А главное себя. Если Шах потеряет голову… Это всё в одержимость выльется. В такую больную, что погубит и себя, и её.

— Иди. И не забудь утром про кофе.

Она сползла с кровати, отыскала свой халат. Быстро преодолела расстояние к двери, и уже из коридора донёсся её всхлип…

* * *

Прохладный душ не смыл желание и даже немного не остудил. С тех пор, как она поселилась в его доме, будто крышей поехал. Такое ощущение, что на завтрак, обед и ужин он жрёт конский возбудитель.



Перестал спать, есть, думать о чём-либо, кроме неё. И этой ночью не смог уснуть. В ушах всё время звучал её плач из коридора. Никогда женщины не рыдали ни в его постели, ни даже за его дверью. Он, конечно, не мужчина мечты, а, скорей, наоборот, но это не мешало ему хорошо трахать и платить за это так же хорошо. Только этой чего-то неймется. Будто нос от него воротит. Настолько урод? Но зачем тогда согласилась? С её внешностью найти себе богатого «папика» не проблема. Правда, едва ли кто-то платил бы ей столько, сколько платит Беслан. Видимо, в этом и кроется причина.

Вышел из ванной, а она уже в его спальне. Стоит с подносом и растерянно смотрит вниз, туда, где у него топорщится полотенце.

— Доброе утро, Беслан. Я завтрак принесла, — последнюю фразу чувственно выдыхает, и щеки заливаются румянцем. Охренительная способность, честно. Одни её раскрасневшиеся щёки могут заставить Шаха кончить.

— Я сделал тебе больно вчера? — сбросил полотенце, кивнул в сторону тумбочки: — Поставь туда.

Тата растерянно улыбнулась и, водрузив поднос на тумбочку, встала напротив. Украдкой зыркнула вниз и снова вверх, ему в глаза.

— Нет… Всё было замечательно, — взгляд не отводит, значит, не врёт.

— Тогда почему ты плакала, когда вышла?

Вздыхает и слышно, как похрустывает пальцами. Нервничает.

— Я… Это сложно объяснить. В общем, у меня бывает такое. Когда очень хорошо, почему-то хочется всплакнуть.

Шах уставился на неё, попытался переварить ту пургу, что она несёт. Когда хорошо — плакать хочется? Это та самая пресловутая бабская логика?

— Если тебе плохо со мной или больно — ты должна сказать, Тата. Поняла?

Она быстро закивала. Явно желая закончить этот разговор побыстрее.

— Всё нормально. Правда.

— А почему ты одета? — окинул её халат придирчивым взглядом.

Она тут же смекнула, развязала пояс, и Шах, ухмыльнувшись, содрал его вниз и швырнул на пол. Она ахнула и вскрикнула, когда толкнул её на кровать, а упав, отползла к изголовью.

Бросив быстрый взгляд на поднос, заметил там вазочку с мёдом и, потянувшись к ней, макнул туда пальцы. Размазав мед по её животу, впился в него губами, чуть прихватывая зубами. Тата вздрогнула, опасливо вцепилась в его плечи.

— Беслан…

— Тихо, — подтянув её к себе за ноги, устроился между них и достал тару с медом.

— Ооох, — выдохнула со стоном, когда он испачкал её сосок и склонился, чтобы облизать его. Затем второй.

Дальше шея и плечи. Он со скрупулезностью маньяка обмазывал её сладкой патокой и пожирал, облизывал, высасывал из неё сладость. Когда добрался до губ, она развела ноги шире и, взяв в свою руку каменный член, направила в себя. Обхватила его пальцы губами и, со стоном посасывая их, подалась вперёд.

— Обожаю мёд… — прошептала влажными, искусанными им губами.

Шах с рыком погрузился в неё до предела, схватил липкими пальцами за бёдра и принялся вколачиваться в теплую сердцевину. Туда, где чуть покрасневшие от вчерашнего секса лепестки, обнимают его ствол.

— А я тебя обожаю, — процедил сквозь зубы. Как это вышло, сам не понял. Хорошо, что она не услышала его, запрокинула голову и что-то неразборчиво простонала. Охуенный завтрак.

* * *

— Привет, — Нур заглянул в приоткрытую дверь, а перед этим, что примечательно, постучал.

— С каких пор ты спрашиваешь разрешения прежде, чем вломиться ко мне?