Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Недостаток информации – еще одна причина, по которой ему не следует доверять Эмме, какой бы красивой и очаровательной она ни была. Но Дэниел был уверен, что сможет вовремя остановиться. Что он не подпустит Эмму слишком близко к себе и не позволит ей завладеть его сердцем.
– Я готова, – раздался у него за спиной ее голос.
Повернувшись, Дэниел обомлел. На Эмме было блестящее черное платье на тонких бретельках, открывающее ключицы и безупречное декольте. Он понял, что не хочет никуда идти. Что хочет остаться здесь и покрыть поцелуями ее тело.
– Ты великолепно выглядишь. Как настоящая принцесса.
– Спасибо. Как принцесса розничной империи? Так меня называют таблоиды. – Улыбнувшись, она подошла ближе и провела рукой по рукаву его смокинга. – Ты тоже неплохо выглядишь.
– Нам не нужно будет сегодня беспокоиться из-за папарацци. Я договорился, чтобы нас пропустили в театр через служебный вход.
На лице Эммы промелькнуло разочарование.
– Через служебный вход? Звучит не очень здорово.
– Таким способом на публичные мероприятия приходят лица, занимающие высокие посты. Это весьма почетно.
– Я надеялась, что завтра снова окажусь на страницах таблоидов. В прошлый раз на мне было платье от Норы Брэдфорд. Она один из эксклюзивных дизайнеров «Иденс». Я вырасту в глазах своих сестер, если мой наряд снова вызовет наплыв посетителей.
– Уверен, ты понимаешь, что помогать «Иденс» не в моих интересах.
Тем более ему не следует способствовать укреплению сотрудничества «Иденс» с Норой Брэдфорд. Он не смог поговорить с Норой, и его мать все еще об этом не знает.
– Конечно, не в твоих. Но ты можешь помочь мне. Я и магазин – это не одно и то же.
Здесь она, конечно, была права, но все же ему не хотелось бы войти в театр вместе с остальными зрителями.
– Прости. Я просто не люблю привлекать к себе внимание прессы. Дома, в Англии, папарацци достали меня и мою семью.
Особенно яростно они стали преследовать Стоунов, когда узнали, что у невесты Дэниела был роман с его братом. После смерти Уильяма грязные писаки еще долго смаковали эту историю.
– Я не хочу, чтобы ты делал что-то против своей воли. Я просто…
– Что?
– Дело в моих сестрах. Я пытаюсь им доказать, что мы одна команда. Что я могу вносить весомый вклад в общее дело.
Оказывается, они с Эммой похожи. Ему тоже нужно доказать своим родителем, что ему можно доверить управление семейным бизнесом.
– Ты кажешься более чем способной.
Эмма покачала головой. В ее глазах читалась тревога, и у Дэниела защемило сердце.
– Это не имеет значения. Минди и Софи неразлейвода. Иногда они обращаются со мной как с идиоткой. Я для них чужая.
– Но ведь ты их кровная родственница.
Ее брови взметнулись.
– Ты навел обо мне справки?
– Да, – признался он.
Разве можно осуждать его за то, что он захотел узнать больше о женщине, которую пригласил на свидание?
– В таком случае ты должен быть в курсе того, что до оглашения завещания нашей бабушки Минди и Софи не знали, что Виктория решила оставить треть своего состояния мне. Я все еще нахожусь в процессе завоевания их доверия. А они все еще завоевывают мое доверие.
– Это на самом деле так много для тебя значит? Я имею в виду, войти в театр через парадный вход?
– Да. Если, конечно, тебя не беспокоит, что люди могут подумать, что мы с тобой встречаемся. Мне не хотелось бы поставить тебя в неловкое положение.
– Таблоидам наплевать на факты. Они пишут все, что хотят.
– Как человек, который прожил много лет вне поля зрения общественности, я наслаждаюсь вниманием прессы. Но если ты хочешь, чтобы мы проникли в театр незаметно, я подчинюсь твоему выбору.
Эмма не виновата, что она внебрачный ребенок и что ее прятали. Дэниел понял, что хочет доставить ей удовольствие. Что ради этого он может потерпеть вспышки фотокамер.
– Мы войдем через главный вход и посмотрим, что будет.
Щеки Эммы порозовели.
– Правда? Большое тебе спасибо.
– Пожалуйста.
Шофер Дэниела быстро доставил их до театра. Выбравшись из автомобиля, Дэниел подал руку Эмме. Едва она ступила на тротуар, как один папарацци заметил их и начал фотографировать. Эмма сжала руку Дэниела. Пыталась она таким образом его поддержать или просто выразила свое радостное волнение, для него не имело значения. Главное, что Эмма была рядом.
Как только они оказались на красной дорожке перед входом, на них посыпались вопросы.
– Вы встречаетесь?
– Как вы познакомились?
– Эмма, от какого дизайнера ваше платье?
Эмма сделала шаг в сторону репортеров и отпустила руку Дэниела.
– От Норы Брэдфорд, разумеется, – ответила она. – Мы рады тому, что она с нами сотрудничает. – Затем, подобно опытной светской львице, она повернулась и позволила им сфотографировать ее сзади. – Правда, оно красивое?
– Дэниел, «Стоунз» планирует открыть магазин в Нью-Йорке?
– Вы будете конкурировать с «Иденс»?
– Как к этому отнесутся ваши семьи?
Последние два вопроса показались Дэниелу особенно неприятными, и он не стал на них отвечать. Он был уверен, что ни его матери, ни сестрам Эммы не понравится, что они вместе появляются на людях. Он почувствовал облегчение, когда папарацци переключили свое внимание на голливудскую актрису и ее мужа, которые появились вслед за ними на красной дорожке.
– Это было не так уж плохо, правда? – Ее глаза блестели, щеки порозовели от возбуждения. – Ты вытерпел всех этих бесцеремонных репортеров. Я очень тебе за это признательна.
– Я рад, что все закончилось.
Он не хотел думать о том, что своим поведением Эмма укрепила сотрудничество Норы Брэдфорд с «Иденс», и он не сможет переманить ее в свою компанию. Его мать придет в ярость. Но сейчас он не будет об этом беспокоиться. Сейчас он будет получать удовольствие от общества Эммы.
Они заняли свои места в одной из боковых лож зрительного зала, откуда было прекрасно видно сцену. В окружении женщин в вечерних туалетах и мужчин в смокингах Эмма держалась уверенно и непринужденно. Ей нравилась ее новая жизнь, и она быстро к ней привыкала.
Свет погас, и оркестр заиграл классическую музыку. Когда поднялся занавес, Эмма сжала руку Дэниела.
Он слушал «Богему» много раз, но впервые рядом с ним находился кто-то, полностью погруженный в происходящее на сцене. Дэниелу было трудно сосредоточиться на опере. Ему гораздо интереснее наблюдать за тем, как на лице Эммы одна эмоция сменяется другой. В самые драматичные моменты из ее глаз текли слезы и она крепче сжимала его руку.