Я выхожу из машины и бесшумно, соблюдая осторожность, скольжу в темноте вдоль домов. Светать еще не начало, но уже около шести, и кто-то, возможно, не спит. Крайне нежелательно, чтобы меня заметили крадущейся по улице в такое время, да еще так одетой. Но я никого не вижу.

Добравшись до нашего сада, боковым зрением улавливаю где-то через дорогу какое-то движение. Я прячусь за угол дома и выглядываю, но ничего не видно. И все же что-то там промелькнуло.

Проскользнув в боковую дверь, я тихо и осторожно поднимаюсь по лестнице в свою комнату: наконец-то я в безопасности.

Пока.

Себастиан спит, свернувшись клубочком, на моей кровати. При моем появлении он широко открывает глаза, потом снова закрывает.

Я быстро снимаю с себя одежду Нико и переодеваюсь в пижаму, потом засовываю его вещи в школьную сумку, чтобы избавиться от них позднее.

Остается еще примерно час времени на сон, в котором я отчаянно нуждаюсь, но после того, что произошло этой ночью, ни о каком сне не может быть и речи.

Ночь полна вопросов. Как Тори удалось сбежать от лордеров? Ее вернули им, Бен вытянул это из ее мамы. Почему, мы так и не узнали: сегодня она еще была, а назавтра уже исчезла. Одна из пропавших без вести. И куда делся ее «Лево»?

Спрашивать, что случилось с родителями Бена, нет надобности: ответ мне известен. Они

задавали слишком много неудобных вопросов. И это на следующую ночь после того, как мама Бена приходила к нам просить о помощи. Я холодею от ужаса, вспомнив, что сказала ей моя мама: «Вам не следовало сюда приходить». Неужели это мама выдала ее лордерам? Ее отец был премьер- министром лордеров, он-то и начал все это.

Картинка сгоревшего дома так и стоит у меня перед глазами. Их дом стал для них могилой. Тела хотя бы извлекли? Должно быть, их уже кремировали.

По словам Нико, то же самое произошло и в других местах этой ночью. Есть и другие жертвы.

Мне хочется поплакать о них, но я не могу. В душе только холод и слепая ярость. Боль я загоняю поглубже.

Но она ищет выход.

— Кайла, постой! —Я останавливаюсь в дверях библиотеки, оборачиваюсь. Подбегает Кэм.

— Пообедаешь со мной? — Он оглядывается по сторонам, понижает голос до шепота. — У меня с собой торт.

— Гм. Ну, не знаю. Шоколадный?

Он заглядывает в сумку.

— Сегодня бисквит с кремом. Мой дядя — несостоявшийся шеф-повар, он обожает печь.

— Ну, ладно, — соглашаюсь я. Немного сладкого и возможность отвлечься могут помочь мне пережить этот длинный день. Из головы не выходят родители Бена, то, что лордеры сделали с ними и с другими, такими же, как они. Да еще встреча с Нико в конце дня: мы должны что-то делать.

Пересекая школьный двор, мы видим пустую скамейку. Когда ребята, сидящие на соседней, замечают, что мы направляемся к ней, они быстро разделяются и раскладывают свои вещички на обеих.

— Мило, — комментирует Кэм.

— Я уже привыкла. Ты уверен, что хочешь рискнуть и оказаться замеченным в компании со мной?

— Шутишь? Ты же красотка.

Я смеюсь.

— Зачищенная красотка, не забывай.

— Так они из-за этого? — Он оглядывается назад. — Хочешь, ввалю им за тебя? — И он принимает боксерскую стойку со вскинутыми кулаками.

— Всем троим? И что бы ты делал, если бы я согласилась?

Он бросает взгляды по сторонам.

— Свалил бы куда-нибудь. Но у меня есть свои способы расквитаться с обидчиками. — И он смеется преувеличенно громким смехом сказочного злодея.

— Не сомневаюсь.

— А разве то, что они сделали, не задевает тебя?

— Я привыкла. Но... — я умолкаю.

— Но что?

— Как-то так выходит, что все те, что меня окружали, внезапно исчезают. Возможно, поэтому меня так сторонятся, и если причина в этом, то я их понимаю.

— Исчезают? — Его лицо принимает серьезное выражение. Значит, Кэм может быть и таким. — Такое происходит повсюду, — говорит он с такой горечью, что мне остается только гадать, что же за этим стоит.

— Смотри, вон. — Я указываю на пустую одиночную скамейку за административным зданием. — Если не боишься.

— Так... дай-ка подумать. У тебя есть портативный бермудский треугольник, который повсюду следует за тобой?

Я озираюсь по сторонам.

— Должно быть, сегодня оставила его дома.

— Собираешься подсыпать порошок-невидимку в мои бутерброды, когда я отвернусь?

— Нет!

— Тогда я рискну.

И я не говорю ему другую причину, почему меня это уже не так беспокоит. Список того, что меня действительно беспокоит, довольно-таки внушительный, и всякие глупости мальчишек- старшеклассников занимают в нем одно из самых последних мест.

Мы молча жуем наши бутерброды, потом Кэм достает торт.

— Тут два куска, — говорю я. — Ты это спланировал?

— Кто — я? Нет, мне же нужно расти. Всегда беру с собой два куска торта. Но я не против поделиться. — Он вручает мне один кусок, и я откусываю от него.

Нежный, сладкий. Вкуснятина.

— Как жаль, что моя мама не любит печь.

— Давно здесь живешь?

Я скашиваю на него глаза.

— Не очень. Около двух месяцев.

— А тебе никогда не хотелось узнать о других твоих родителях?

— Других родителях? — переспрашиваю я, хотя прекрасно понимаю, что он имеет в виду. Наш разговор заходит на запретную территорию. Начинает затрагивать те темы, о которых я вроде бы не должна думать, и уж тем более — говорить. У Зачищенных нет прошлого, они начинают жизнь с чистого листа. Оглядываться назад не дозволяется.

— Ну, ты знаешь. До того, как ты стала Зачищенной.

— Иногда, — признаюсь я.

— А принялась бы ты их разыскивать, если бы могла?

Не на шутку встревоженная таким развитием событий, я занимаю рот тортом. Наводить справки о своем прошлом было бы абсолютно незаконно и крайне опасно. Даже просто вести такой разговор — уже опасно, ведь никогда не знаешь, кто и где тебя может подслушать. Я бы ничуть не удивилась, если бы лордеры снабдили «жучками» все школьные скамейки. Они и их шпионы вроде миссис Али повсюду.

— А как насчет тебя? — спрашиваю я, когда от торта остаются одни крошки.

— Что?

— Ты сказал, твой отец ушел от вас. Ты видишься с ним?

Серьезное выражение возвращается, и пауза оказывается довольно-таки продолжительной.

— Кайла, послушай. — Он понижает голос почти до шепота. — Помнишь, я говорил про людей, которые исчезают повсюду?