Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я выхожу из машины и бесшумно, соблюдая осторожность, скольжу в темноте вдоль домов. Светать еще не начало, но уже около шести, и кто-то, возможно, не спит. Крайне нежелательно, чтобы меня заметили крадущейся по улице в такое время, да еще так одетой. Но я никого не вижу.
Добравшись до нашего сада, боковым зрением улавливаю где-то через дорогу какое-то движение. Я прячусь за угол дома и выглядываю, но ничего не видно. И все же что-то там промелькнуло.
Проскользнув в боковую дверь, я тихо и осторожно поднимаюсь по лестнице в свою комнату: наконец-то я в безопасности.
Пока.
Себастиан спит, свернувшись клубочком, на моей кровати. При моем появлении он широко открывает глаза, потом снова закрывает.
Я быстро снимаю с себя одежду Нико и переодеваюсь в пижаму, потом засовываю его вещи в школьную сумку, чтобы избавиться от них позднее.
Остается еще примерно час времени на сон, в котором я отчаянно нуждаюсь, но после того, что произошло этой ночью, ни о каком сне не может быть и речи.
Ночь полна вопросов. Как Тори удалось сбежать от лордеров? Ее вернули им, Бен вытянул это из ее мамы. Почему, мы так и не узнали: сегодня она еще была, а назавтра уже исчезла. Одна из пропавших без вести. И куда делся ее «Лево»?
Спрашивать, что случилось с родителями Бена, нет надобности: ответ мне известен. Они
задавали слишком много неудобных вопросов. И это на следующую ночь после того, как мама Бена приходила к нам просить о помощи. Я холодею от ужаса, вспомнив, что сказала ей моя мама: «Вам не следовало сюда приходить». Неужели это мама выдала ее лордерам? Ее отец был премьер- министром лордеров, он-то и начал все это.
Картинка сгоревшего дома так и стоит у меня перед глазами. Их дом стал для них могилой. Тела хотя бы извлекли? Должно быть, их уже кремировали.
По словам Нико, то же самое произошло и в других местах этой ночью. Есть и другие жертвы.
Мне хочется поплакать о них, но я не могу. В душе только холод и слепая ярость. Боль я загоняю поглубже.
Но она ищет выход.
— Кайла, постой! —Я останавливаюсь в дверях библиотеки, оборачиваюсь. Подбегает Кэм.
— Пообедаешь со мной? — Он оглядывается по сторонам, понижает голос до шепота. — У меня с собой торт.
— Гм. Ну, не знаю. Шоколадный?
Он заглядывает в сумку.
— Сегодня бисквит с кремом. Мой дядя — несостоявшийся шеф-повар, он обожает печь.
— Ну, ладно, — соглашаюсь я. Немного сладкого и возможность отвлечься могут помочь мне пережить этот длинный день. Из головы не выходят родители Бена, то, что лордеры сделали с ними и с другими, такими же, как они. Да еще встреча с Нико в конце дня: мы должны что-то делать.
Пересекая школьный двор, мы видим пустую скамейку. Когда ребята, сидящие на соседней, замечают, что мы направляемся к ней, они быстро разделяются и раскладывают свои вещички на обеих.
— Мило, — комментирует Кэм.
— Я уже привыкла. Ты уверен, что хочешь рискнуть и оказаться замеченным в компании со мной?
— Шутишь? Ты же красотка.
Я смеюсь.
— Зачищенная красотка, не забывай.
— Так они из-за этого? — Он оглядывается назад. — Хочешь, ввалю им за тебя? — И он принимает боксерскую стойку со вскинутыми кулаками.
— Всем троим? И что бы ты делал, если бы я согласилась?
Он бросает взгляды по сторонам.
— Свалил бы куда-нибудь. Но у меня есть свои способы расквитаться с обидчиками. — И он смеется преувеличенно громким смехом сказочного злодея.
— Не сомневаюсь.
— А разве то, что они сделали, не задевает тебя?
— Я привыкла. Но... — я умолкаю.
— Но что?
— Как-то так выходит, что все те, что меня окружали, внезапно исчезают. Возможно, поэтому меня так сторонятся, и если причина в этом, то я их понимаю.
— Исчезают? — Его лицо принимает серьезное выражение. Значит, Кэм может быть и таким. — Такое происходит повсюду, — говорит он с такой горечью, что мне остается только гадать, что же за этим стоит.
— Смотри, вон. — Я указываю на пустую одиночную скамейку за административным зданием. — Если не боишься.
— Так... дай-ка подумать. У тебя есть портативный бермудский треугольник, который повсюду следует за тобой?
Я озираюсь по сторонам.
— Должно быть, сегодня оставила его дома.
— Собираешься подсыпать порошок-невидимку в мои бутерброды, когда я отвернусь?
— Нет!
— Тогда я рискну.
И я не говорю ему другую причину, почему меня это уже не так беспокоит. Список того, что меня действительно беспокоит, довольно-таки внушительный, и всякие глупости мальчишек- старшеклассников занимают в нем одно из самых последних мест.
Мы молча жуем наши бутерброды, потом Кэм достает торт.
— Тут два куска, — говорю я. — Ты это спланировал?
— Кто — я? Нет, мне же нужно расти. Всегда беру с собой два куска торта. Но я не против поделиться. — Он вручает мне один кусок, и я откусываю от него.
Нежный, сладкий. Вкуснятина.
— Как жаль, что моя мама не любит печь.
— Давно здесь живешь?
Я скашиваю на него глаза.
— Не очень. Около двух месяцев.
— А тебе никогда не хотелось узнать о других твоих родителях?
— Других родителях? — переспрашиваю я, хотя прекрасно понимаю, что он имеет в виду. Наш разговор заходит на запретную территорию. Начинает затрагивать те темы, о которых я вроде бы не должна думать, и уж тем более — говорить. У Зачищенных нет прошлого, они начинают жизнь с чистого листа. Оглядываться назад не дозволяется.
— Ну, ты знаешь. До того, как ты стала Зачищенной.
— Иногда, — признаюсь я.
— А принялась бы ты их разыскивать, если бы могла?
Не на шутку встревоженная таким развитием событий, я занимаю рот тортом. Наводить справки о своем прошлом было бы абсолютно незаконно и крайне опасно. Даже просто вести такой разговор — уже опасно, ведь никогда не знаешь, кто и где тебя может подслушать. Я бы ничуть не удивилась, если бы лордеры снабдили «жучками» все школьные скамейки. Они и их шпионы вроде миссис Али повсюду.
— А как насчет тебя? — спрашиваю я, когда от торта остаются одни крошки.
— Что?
— Ты сказал, твой отец ушел от вас. Ты видишься с ним?
Серьезное выражение возвращается, и пауза оказывается довольно-таки продолжительной.
— Кайла, послушай. — Он понижает голос почти до шепота. — Помнишь, я говорил про людей, которые исчезают повсюду?