Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Эта страна просто не поддается контролю. Это чрезвычайно раздробленная страна, в которой бушуют племенные страсти и которая повязана племенными обязательствами. Умение воевать заложено в афганцах самим развитием их истории, и мы, к своему стыду, в этом умении не можем с ними тягаться»[67].
Английские войска оказались осаждены в собственном лагере. Отдаленные посты уничтожались. Наступает жестокая афганская зима. Кончается продовольствие. Афганцы выманивают англичан на переговоры и убивают. Так был, в частности, убит Макнактон, не сумевший заступить на почетный пост губернатора Бомбея. Трагедия эвакуации британского гарнизона: афганские полевые командиры обещали обеспечить проход, требовали в заложники семьи офицеров, затем «неизвестные» отряды нападали на отступающих англичан. 16 тысяч человек начали зимний переход сквозь метель. Неделей позже часовые на стенах английского форта в Джелалабаде заметили человека. Одинокий всадник, как пишет Кайе, напоминал всадника смерти. Это был доктор Уильям Брайдон, военный врач, служивший у Шуджаха и ушедший из Кабула с гарнизоном.
Из 16 тысяч душ, оставивших Кабул, он оказался единственным, кто нашел убежище за стенами Джалалабада и принес ошеломленной британской нации весть о катастрофе. В живых еще оставались заложники и прятавшиеся в пещерах сипаи.
Вот одно из самых знаменитых произведений викторианской эпохи, картина леди Батлер, изображающая Брайдона и его пони: «Все, что осталось от «Афганцы атакуют» армии». Британская пресса ищет в катастрофе русский след. «Таймс» писала: «Мы с прискорбием вынуждены объявить, что к нам поступили экстренные сведения неимоверно бедственного и печального характера»[68].
Через несколько дней та же «Таймс» уже прямо указывает на Россию, «чье нарастающее влияние на местные племена ранее вынудило нас к вмешательству, чьи тайные агенты с величайшим тщанием изучают пути проникновения в Британскую Индию. И особенно подозрительно, что первым был убит Александр Бернс, самый жесткий и последовательный противник российских агентов». И вот еще очень характерная цитата «Таймс»: «Оправдались наши худшие ожидания по поводу афганской экспедиции, против которой мы протестовали с самого начала»[69].
Строго говоря, никто особенно и не протестовал.
Британское возмездие вынуждено осуществлять правительство тори, которое как бы протестовало. По тому же пути, на котором раскиданы скелеты британского корпуса, летом 1842 года британская экспедиция входит в Афганистан. Зрелище тысяч трупов вызывает ярость. Начинается дикая резня. Вырезаются целые села. 15 сентября без борьбы британцы взяли Кабул и освободили оставшихся там британских заложников. Еще более страшная резня в Кабуле, после которой оставалось только уйти. Британцы спускают «Юнион Джек» над Бала-Хисаром и еще раз проходят по «дороге скелетов». Первая афганская война закончилась. Через три месяца шах Дост Мухаммед, ради свержения которого и была затеяна эта война, возвращается в Кабул, и англичане соглашаются с этим с облегчением. Полный афганский круг завершился в первый раз, но не в последний.
Все ключевые участники Большой Игры этого периода погибли. Через несколько месяцев от лихорадки скончался герой Герата Поттинджер. И Британия, и Россия находятся под впечатлением цены центральноазиатских авантюр, что и становится поводом для короткой разрядки. Передышка на 10 лет — практически до Крымской войны. В процессе разрядки, как это и принято втихую, англичане захватили Синд, Пенджаб и посадили своего наместника в Кашмире. Русские, в свою очередь, продвинули линию крепостей через казахские степи до Сырдарьи и от Арала до Ак-Мечети.
Принято считать, что николаевская Россия выступала тогда в качестве жандарма Европы. То есть главный мотив российской внешней политики — легитимизм. Гарантии стабильности законной власти. То есть, соответственно тому времени, легитимным монархиям, которые Россия защищает даже в ущерб своим национальным интересам. В 1848 году армия Паскевича спасает австрийских Габсбургов, откровенно враждебно настроенных к России, от венгерской революции. Интересам Англии это как раз полностью соответствует, но английская общественность ненавидит Николая как душителя свободы.
«Для британского среднего класса, формирующего общественное мнение, Россия ассоциировалась с реакцией и деспотизмом. И русофобия, которая возникла в 1830-е годы, отчасти была вызвана британским представлением о России как о тираническом, опасном, агрессивном режиме… В Британии в это время начали появляться первые полудемократические институты, приобретало влияние общественное мнение, которое, как правило, интересуется внешней политикой, испытывает волнение по поводу и без повода, но в большинстве случаев просто не понимает, что происходит»[70].
Именно эта «прогрессивная общественность» толкнула Англию на войну, которая, в принципе, Англии была не очень нужна и в которой она не могла и не хотела победить. То есть на так называемую Восточную, по-нашему — Крымскую войну. Этой войне предшествовало резкое усиление российских позиций в Турции.
Высшая и переломная точка в российской политике в отношении Турции — 1833 год. Правитель Египта паша Мухаммед Али поднял мятеж против султана. Войска паши оказались в непосредственной близости от Константинополя. Султан, естественно, обратился к англичанам. Либеральный кабинет Пальмерстона, естественно, колебался, рассчитывая, что Россия не решится действовать односторонне, без поддержки союзника, который, собственно, никак действовать и не собирался. В итоге султан был вынужден обратиться к России. Счет шел на часы, когда в проливы вошел русский флот. Результатом стало Ункьяр-Искилисийское соглашение, по которому Россия становилась гарантом целостности Османской империи, секретное соглашение о режиме проливов открывало их для всех русских судов и закрывало для военных судов иных держав. Россия гарантировала себе безопасность на Черном море.
«Я всегда остаюсь врагом мятежа и верным другом султана».