Утром он накормил Тишку завтраком, сам выпил кофе и ушел ксебе в кабинет. Он слышал, как Кукуша встала, ходила по квартире, как,привлекая его внимание, громко хлопала дверьми и что-то роняла. Все же невыдержала и заглянула к нему уже в шубе.

- В конце концов дело не в шапке, а в том, что ты вахлак иникогда не можешь за себя постоять. До чего же ты низко пал в глазах своегоначальства, если даже кролика тебе не дают.

Ефим молча смотрел в окно, за которым видны были толькогрязное небо, заиндевелые верхушки деревьев и крыша кооперативного домакиношников; там человек, привязанный веревкой к трубе, возился с телевизионнойантенной.

- Я бы на твоем месте позвонила Каретникову.

С этим наставлением Кукуша ушла, оставив Ефима в смешанныхчувствах. Он сначала решил ее совет игнорировать. Но потом мысли его сталиразвиваться в нужном направлении. Он стал думать, что, может быть, в самом дележивет неправильно, занимает примиренческую позицию, проявляет излишнююуступчивость и пассивность. И конечно, дело не в шапке, а в том, что он,Рахлин, тихий, робкий, вежливый человек. Рахлина можно ставить всегда на самоепоследнее, на самое ничтожное место, Рахлин стерпит, Рахлин смолчит.

- Вот вам Рахлин смолчит! - вдруг вскрикнул он и передчучелом пингвина изобразил весьма неприличный жест.- Нет,- продолжал он самомусебе бормотать, - я этого так не оставлю, я позвоню, я пойду к Каретникову, емуничего не стоит, ему стоит только снять трубку, и вы лично, Андрей Андреевич,несмотря на то, что вы работали в органах... А интересно, кстати, за что васоттуда поперли?.. Вы лично, и не кота пушистого, и не кролика, а вот ондатрупринесете мне лично в зубах. Да, в зубах! - злорадно прокричал он прямо в мордупингвиньего чучела.

Пожалуй, возможности своего покровителя Ефим не переоценивал.Василий Степанович Каретников был выдающийся советский писатель,государственный и общественный деятель, Герой Социалистического Труда, депутатВерховного Совета СССР, член ЦК КПСС, лауреат Ленинской премии, лауреатГосударственной премии, лауреат премии имени Горького, член Муждународногокомитета борьбы за мир, вице-президент Общества афро-азиатской дружбы, членсовета ветеранов, секретарь Союза писателей СССР и главный редактор толстогожурнала, в котором Ефим иногда печатался. Время от времени, откликаясь напросьбы Ефима, Каретников и в самом деле кому-то звонил или писал письма насвоем депутатском бланке, и надо сказать, что отказа на его звонки или письма,как правило, не бывало.

Однако дома Каретникова не оказалось, жена его ЛарисаЕвгеньевна сказала, что тот отправился в поездку по странам Африки, а потомпрямо из Африки поедет в Париж на заседание какой-то комиссии ЮНЕСКО. Так чтовернется недели через три. Ждать так долго не было смысла, потому что за этовремя все заказы уже будут приняты и даже всех кроликов уже раскроят.

Но, настроив себя определенным образом, Ефим уже не могдумать ни о чем, кроме как о шапке. И решил сходить к Лукину.

Московское отделение Союза писателей вместе с Центральнымдомом литераторов занимали два соединенных вместе здания и имели два входа -один с улицы Воровского, а другой, главный, с улицы Герцена - с большимидвойными дверьми из резного дуба и с толстыми стеклами. Здесь располагались икабинеты писательских начальников, и залы для публичных выступлений, концертови киносеансов, ресторан, бильярдная, парикмахерская и еще всякие мелкиезаведения для разнообразного обслуживания писателей. Ефим прошел через главныйвход и в просторном вестибюле был встречен двумя вечными служительницамиРозалией Моисеевной и Екатериной Ивановной.

Здесь он часто бывал, вестибюльным дамам время от времени, ак Женскому дню всегда, дарил духи, шоколад и свои романы, поэтому обеприветствовали его очень радушно:

- Здравствуйте, Ефим Семенович!

- Здравствуйте, Ефим Семенович! Давненько вы у нас не были.

- Да, давненько, давненько,- снимая с Ефима дубленку,отозвался гардеробщик Владимир Ильич.

Принимая от гардеробщика номерок, Ефим увидел сидевших вдальнем углу за шахматным столиком двух дружков - своего нижнего соседа ВасилияТрешкина и одного из секретарей Союза писателей Виктора Черпакова. Они вшахматы не играли, они о чем-то между собой толковали, тихо и напряженно. Онитоже заметили Ефима, и в ответ на его кивок сами кивнули недружелюбно.

Ефим положил номерок в боковой карман пиджака, подхватилпортфель и направился к лестнице, ведущей на второй этаж.

- Вот,- сказал Трешкин, проводив Ефима долгим тяжелымвзглядом.- У меня кот пропал, а ему шапку дают из кота. Как же это понять?

- Если мы будем ушами хлопать, они и из нас шапок наделают,-сказал Черпаков.

Это было продолжение темы, которую они начали еще вресторане, а теперь продолжили здесь, в уголке.

Черпаков не только не рассеял опасений Трешкина насчетевреизации, но утверждал, что тот не преувеличивает, а преуменьшает степеньповсеместного засилия евреев. По его словам, евреи уже распространились везде,захватили в свои руки командные посты не только в Америке и других западныхстранах, но фактически заправляют в Генеральном штабе, в КГБ и даже вПолитбюро.

- Ну, насчет Политбюро ты уж слишком,- усомнился Трешкин.-Там сионистов нет.

- Сионистов нет, а масоны есть. А масоны управляютсясионистами.

- Какое же от них спасение? - в ужасе спросил Трешкин.

- Никакого,- ответил Черпаков - Только что разве травить ихпо одному.

- По одному всех разве перетравишь! - вздохнул Трешкин.

- Всех не перетравишь, но хотя б некоторых.

- Фимка, скажи честно, неужели ты своей Кукуше ни разу неизменял?

Они сидели в узком коридоре перед обитой темно-зеленымдерматином дверью Лукина Ефим пришел по своему делу, а поэтесса Наталья Кнышнадеялась получить характеристику для поездки в Португалию. Кныш была дамочкапухлая, сексапильная, говорила прокуренным голосом:

- Ты знаешь, что сказал Чехов о Короленко? Он сказал, чтоКороленко слишком хороший человек, чтобы быть хорошим писателем. Он сказал, чтоКороленко писал бы намного лучше, если б хоть раз изменил жене.

Ефим вежливо улыбался, но кокетничать был не настроен. Ондумал, с какой стороны лучше подойти к Лукину, на что напирать, как добитьсяположительного разрешения дела.

Петр Николаевич Лукин был (и это значилось на вывеске -серебряные буквы на черном фоне) секретарем Московского отделения Союзаписателей по организационным вопросам и относился к той породе людей, которая унас уже вывелась. Где-то она еще существует и у нас тоже когда-нибудьвозродится (я в этом, к сожалению, не сомневаюсь), но пока что, слава богу,практически вымерла.

В Союз писателей Петр Николаевич, как Андрей АндреевичЩупов, как многие другие, был передвинут из органов, где прошел путь отрядового надзирателя до генерала. Органы были его семьей, его домом, егошколой, религией и идеологией. Всю свою жизнь и все здоровье он отдал органам.Он служил в органах, сажал от их имени, сам был ими посажен и ими жереабилитирован. После чего опять служил им верой и правдой, за что получилорден Дружбы народов, нагрудный знак "Почетный чекист" и званиезаслуженный работник культуры, которое остряки, конечно, сократили и превратилив неприличную аббревиатуру ЗАСРАК.