– Как – уже? А я хотел с вами водочки дернуть. За успех, а?

– С тобой даже во вред себе выпью.

Наталья одной рукой обняла Сазонова за шею, а другой подняла высокий тонкий стакан.

– Тим, чтобы когда-нибудь… – Наташа сделала многозначительную паузу и совсем тихо, чтобы слышали только Катя и Сазонов, продолжила:

– Чтобы когда-нибудь ты сумел выбраться из этой кабалы и стать самостоятельным. Представляешь, как это будет звучать: "На проходящих в Париже Днях высокой моды впервые показал свою коллекцию российский дизайнер Тимофей Сазонов. Его уже называют открытием Дней моды. Представленная им линия прет-а-порте…"

Сазонов изменился в лице.

– Не надо, прошу тебя.

Наташа поставила стакан на стол.

– Извини, Тимоша, я сегодня какая-то раздерганная. Сердце жмет.

Когда Богданова с Царевой спускались по лестнице, до них продолжали доноситься громкие веселые возгласы разгоряченных гостей.

– Кое-кто сегодня на карачках отсюда уползет, – прокомментировала Наташа.

На улице было удивительно тихо. Падающие снежинки кружились в легком хороводе.

– Замечательно-то как! – Наташа, раскинув руки, потянулась, стоя в незастегнутой шубке. – Вот так стояла бы целую вечность и смотрела. Не надо ни о чем думать, улыбаться, суетиться…

– Странная ты какая-то сегодня. – Катя подошла сзади и обняла подругу. – Что-то случилось?

– Может, и случилось. Я и сама не знаю. Так тоскливо вдруг стало – хоть волчицей вой.

– Ты сейчас к Николаю?

– Ага… – Наташа подошла к своей темно-синей "девятке".

– А почему он сегодня на показ не пришел? – спросила Катя. И тут же смутилась. – Извини, я, может, не то спрашиваю.

– Нормально спрашиваешь. У Николая неприятности, попросил меня приехать сегодня вечером. С ним вообще что-то непонятное творится. Вчера утром примчался как сумасшедший, потащил за подарками. Всю дорогу шутил, смеялся, а потом вдруг замер, уставился на меня и говорит: какая ты, дескать, красивая, смотрю на тебя, и дыханье перехватывает. И так глянул, что мне нехорошо сделалось. Я ему: давай плюнем на эти подарки, что у нас, времени с тобой не будет? И знаешь, что он сказал? Может, и не будет, говорит. Вот подстрелят меня, и ничего не будет.

– Ох, Наташенька, – всплеснула руками Катя.

– Что – Наташенька? Он мужик серьезный, знаю, что по краю ходит, только я его и такого люблю. Привязалась к нему, понимаешь, и знать ничего не хочу.

– Так выходи за него замуж.

– Зачем? Нам и без этого хорошо. Мы недавно сидели с ним в «Бочке». Там в тот вечер цыган пригласили. Хорошо пели. Я привязалась к одной пожилой цыганке, погадай, говорю, мне на счастье. Она согласилась. И деньги уже взяла. А потом вдруг отказала. Ушла и даже деньги на столике оставила. Я расстроилась как последняя идиотка. Смешно, да?

– Не знаю. Мне цыгане никогда не гадали.

– Я вот в последнее время стала задумываться о будущем. Странно, но я не могу представить себя в будущем. Пытаюсь – и не могу! Какая-то пустота впереди, как белое поле… – Наташа тряхнула непокрытой головой, словно отгоняла от себя мрачные мысли. – Глупости все это, надо поступать в Тарасовский, я всегда мечтала быть модельером. Правда, модельеров теперь в каких-то академиях готовят – сама рекламу по телевизору недавно видела. Но я, если решусь, непременно пойду в Тарасовский. Не в этом году, так в следующем. Буду собираться с силами. Всю жизнь по подиуму не пробегаешь. Со мной Тимофей обещал позаниматься, рисунок поставить. Слушай, давай вместе махнем, а?

Катя растерялась.

– Я даже не знаю, по каким предметам для поступления туда надо готовиться.

– А-а, все то же самое, – махнула рукой Наташа. – Чтобы сдавать вступительные экзамены на конструктора-модельера, надо уметь хорошо рисовать. Это – главное, всему остальному научат. А без рисунка – выйдет только пустая трата времени и денег. Но и, конечно, надо чувствовать моду.

– Я совсем не умею рисовать, – тихо сказала Катя.

– И медведей обучают! Я, когда полгода назад машину купила и первый раз за руль села, думала, сроду не научусь. А сейчас езжу, и нет проблем… Ну, ладно, про институт потом поговорим. Время еще есть. Садись. – Наташа распахнула дверцу автомобиля. Сейчас она опять была прежней Богдановой – дерзкой, самоуверенной, на ее лице не осталось и следа сентиментальной грусти. – Слушай, а то поехали со мной, а? Отдохнем, посидим, выпьем. Мешать не будешь, места в доме много.

– Спасибо, Наташенька, в другой раз. Устала я, нанервничалась, домой пойду.

Наташа вздохнула, и Кате показалось, что подруга просто не хочет ни на минуту оставаться одна.

– Тогда хоть до дому тебя подвезу.

– Нет, – не согласилась Катя. – До дому не надо, только до проспекта. Я дальше пешком пройдусь.

Окончив школу, Катя попробовала поступить в педагогический университет, но недобрала баллов. Она не сильно расстроилась, потому что в общем-то никогда не хотела быть педагогом – больше по привычке уступала настояниям матери, чем прислушивалась к собственным желаниям.

Мать, Мария Александровна, воспользовавшись какими-то знакомствами, устроила дочь учетчицей в контору опытного цеха номер один, при конструктор-ском бюро кабельной промышленности.

– Посидишь, – говорила мать, – осмотришься, – у них свой техникум есть. Глядишь, и поступать туда надумаешь.

Катя просидела в конторе ровно два месяца, после чего сказала сама себе: хватит!

Все это было очень далеко от того, о чем она мечтала. Самая молодая в конторе (ей тогда еще и восемнадцати не исполнилось), она никак не вписывалась в слаженный и спетый коллектив. Зарплату, хоть и небольшую, платили исправно, и народ в конторе регулярно праздновал это событие.

На контору получали чистый медицинский спирт, который предназначался для каких-то научных исследований и технических нужд. Коллектив широко пользовался этим благом. Вопрос с выпивкой был, таким образом, решен – за счет государства. С едой тоже определились.

Обязанности в конторе давно и четко распределились: кому какую закуску приносить к знаменательному дню. Главный бухгалтер, крупная и горластая баба, специализировалась на приготовлении селедки под шубой; старший инженер обязательно приносил грибочки, собственноручно засоленные; кадровичка доставала домашние огурчики ("которые хрустят, родные, и сами в рот просятся, а под такую закусь грех не выпить"); начальник цеха, человек занятой и нехозяйственный, под руководством главной бухгалтерши покупал какую-нибудь нарезку. Инженер Берта, от которой ушел муж, маленькая нервная женщина, как человек малосведущий в домашнем хозяйстве, приносила что придется… Словом, все были охвачены. Кроме Кати. В дружном сплоченном коллективе она не могла найти себе места. А главное, ей этого не очень-то и хотелось.