— Мы здесь для того, чтобы обсудить детали контракта, так ведь? Приступим?

После нескольких тщетных попыток избавиться от моих прикосновений, Лиля пробует перевести беседу в деловое русло, но и здесь терпит поражение, натыкаясь на мягкую улыбку моего отца и внезапный вопрос.

— Успеется. Расскажи лучше, как у тебя дела? Надолго в Москву? Чем занимаешься?

— Все, в общем-то, в порядке. Переезжать пока не планирую. Организую корпоративы, дни рождения, свадьбы.

Диалог льется, на удивление, легко, Аристова постепенно отпускает вожжи контроля и расслабляется. С энтузиазмом рассказывает о буднях в агентстве и коллегах, новой квартире и последней развивайке, которую она купила для дочери. Позволяет мне таскать из ее греческого салата сыр фета и заливисто смеется над батиными несмешными шутками, игриво накручивая на палец золотистую прядь.

И я никак не могу понять, почему спустя пару мгновений она резко мрачнеет и превращается в самый настоящий ледяной айсберг, тщательно застегивая пуговицы на блузе. Не могу, пока не оборачиваюсь и не сталкиваюсь взглядом с фланирующей вдоль прохода Викой.

Сейчас она должна была корячиться на своем пилатесе, но, судя по всему, нашла занятие куда как интереснее.

— Привет, милый. Здравствуйте, Дмитрий Алексеевич.

Поравнявшись с нашим столиком, Левина взбивает завитые в парикмахерской озорные кудряшки и мило щебечет, скользя ладонями по юбке воздушного сиреневого сарафана. Отец не слишком довольно кривится, как будто только что съел дольку лимона, да и я не спешу представлять новое действующее лицо. Только вот почтившая нас своим присутствием активистка, спортсменка и просто красавица берет инициативу в свои руки и обращается к закаменевшей Лиле.

— Виктория Левина. Невеста Игната. А вы?

Обозначив свой статус, Вика не дожидается ответа и с торжествующим видом располагается аккурат напротив меня. Явно гордясь налепленным ярлыком и не испытывая ни грамма дискомфорта от бесцеремонного вмешательства в чужую беседу.

— Аристова Лилия. Руководитель ивент-агентства, которое ваш жених нанял для открытия салона «Кросс-Групп». Очень приятно.

Справившись с первой неловкостью, достаточно твёрдо роняет моя бывшая любовь-боль и на автомате тянется к стакану с водой. И даже почти не дергается, когда случайно задевает мою ладонь своими прохладными тонкими пальцами. Делает несколько размеренных глотков и невозмутимо возвращает емкость обратно, пока я подмечаю произошедшие в ней изменения.

Гордая. Уверенная в себе. Гармоничная.

Сейчас ее гораздо труднее вывести из равновесия или ранить.

— Взаимно, — любезно кивнув, Левина зарывается в меню и старательно строит из себя невинного ангела, излучая робкую полуулыбку и то и дело поправляя юбку сарафана.

Только от былой беззаботной лёгкости все равно не остаётся следа. С появлением Вики за нашим столиком темы для разговора исчерпаны: отец не будет больше расспрашивать несостоявшуюся невестку о личном, Аристова не станет обсуждать условия контракта при постороннем человеке.

Патовая, в общем-то, ситуация, в которой мы поглощаем пищу в не слишком уютной тишине.

— Лиля, заеду к тебе завтра в офис ближе к двум, если выкроишь для меня время.

— Обязательно выкрою, Дмитрий Алексеевич.

— Спасибо за обед, дети. До встречи.

Обменявшись красноречивыми взглядами с Аристовой, отец отставляет тарелку в сторону и поднимается на ноги. Адресует последнюю реплику нам троим, после чего круто разворачивается и размашистым шагом бороздит проход.

Целеустремлённый, полный энергии, он напоминает величавый ледокол и вызывает искреннее восхищение. Я за день не успеваю сделать столько, сколько он умудряется перелопатить за несколько жалких часов.

Робот, не иначе. Машина по решению конфликтных ситуаций и умножению капитала.

— Лилия, если судить по аккаунту в Инстаграм, в вашем агентстве работают профессионалы. Верно?

Осмелев с исчезновением бати, Вика переключается на Лилю, неторопливо цедящую теперь уже гранатовый сок, а у меня липкое предчувствие ползет вдоль позвоночника, опутывая мерзкой паутиной внутренние органы.

— Да, это так.

— Тогда объясните, пожалуйста, как случилось, что на открытии салона оказался главный конкурент Игната?

Совсем не беспочвенные опасения мгновенно оправдываются и вынуждают сжать руки в кулаки. Слова летят в Аристову отравленными дротиками, а мне хочется машинально растереть грудь и передать вздрогнувшей рядом со мной девчонке щит. Потому что я знаю, что она до сих пор корит себя за допущенный просчет.

— Не лезь, Вика. В произошедшем нет ни Лилиной вины, ни вины ее персонала. Это мой косяк!

Не могу толком объяснить почему, но взрываюсь, как сотни подожженных петард. Бахаю кулаком по столешнице, отчего со звоном подпрыгивает посуда и падает обратно. Горю праведным гневом, хоть не так давно сам приписывал Аристовой лишние грехи, и через изломанную призму вижу в собственной невесте врага.

Многое готов на кон положить, чтобы стереть с Лилиного лица едкую досаду, только мое запоздалое заступничество ничего не меняет. Серые омуты подергиваются коркой льда, трепыхается жилка на изящной шее рядом с ключицей.

— Виктория права, Игнат Дмитриевич. Мы должны были досконально все проверить и исключить подобную вероятность.

Мотнув головой, с чувством выпаливает Лиля, сглатывает беззащитно и пытается пододвинуть купюру достоинством в пять тысяч, намекая на то, что для неё обед завершён.

— Не нужно, — всовываю банкноты обратно в ее пальцы. Злюсь. — Тебя отвезти?

— Не стоит.

— Ты без машины.

— Муж заберёт.

Поправив блузу, Аристова снова прочерчивает между нами жирную границу и подбородком указывает на притихшую Левину.

Её отвози.

Разделившие трапезу на «до» и «после» слова до сих пор звенят рефреном в пустой черепушке, слабый аромат корицы и жасмина, витающий в воздухе, щекочет ноздри, а я тупо пялюсь на ровную Лилькину спину. Мысленно обвожу выпирающие острые ключицы, наматываю платиновые волосы на кулак и никак не могу сконцентрироваться на мелодичной Викиной болтовне.

На подлете к ушной раковине слоги рассыпаются на невнятные звуки, оседают бесполезной серой массой на пол и абсолютно не хотят превращаться в стройные предложения, имеющие хоть какую-нибудь ценность.

Никогда Штирлиц еще не был так близок к провалу…

— Что?

— Ты совсем меня не слушаешь, Игнат.

Жалобно всхлипнув, Левина всплескивает ладонями и вцепляется в скатерть, комкая ни в чем неповинную ткань. С усердием кусает тронутые нежно-розовым блеском губы и гулко втягивает кислород, глотая набежавшие слезы так, что я чувствую себя полным уродом.