Фланелевая фея осторожно подходит к кровати, любуется на спящих и начинает наматывать на палец связывающую их невидимую нить. Аккуратно, чтобы не запутать, намотает немного и скользит в следующую спальню. Восвояси фея возвращается к утру, неся мотки пушистой, почти невидимой пряжи, такой лёгкой, что она даже не оттягивает карманы. Оказавшись дома, фея сладко зевает, готовит кофе с жжёным сахаром по бабушкиному рецепту и усаживается за ткацкий станок. Да-да, фланелевая фея чрезвычайно старомодна, а дом её полон таких удивительных вещей, что впору открывать в нём антикварную лавку.

Настоящий ткацкий станок, похожий на добродушного деревянного динозавра, занимает всю середину комнаты, так что фее приходится аккуратно огибать его, стараясь не задеть резные канделябры, расставленные вдоль стен. У трёхстворчатого окна, которое ещё феин дедушка, большой оригинал, застеклил разноцветными витражами, стоит кресло-качалка, такое старое, что кожа на его спинке и сиденье отполирована до блеска и кое-где потрескалась, и фея стыдливо прикрывает его махровым пледом. Освещать своё жилище фея предпочитает керосиновыми лампами и ароматными восковыми свечами, а уж пяльцы, напёрстки, великолепные английские булавки, хищно блестящие иголки и мотки пряжи разбросаны по всему дому. Венчает всё это великолепие портрет феиной бабушки в тяжёлой деревянной раме, украшенной такой мудрёной резьбой, что фея давно уже оставила попытки вытереть пыль из её многочисленных цветов и загогулин. Кстати, назвали нашу фею в честь бабушки – Ариадной, хотя сама себя она зовёт просто Аей.

К тому времени, когда булочник на соседней улице достаёт из печи первую утреннюю порцию божественно пахнущих булочек с изюмом, в руках у феи оказывается длинное мягкое полотно, такое тонкое, что разглядеть его можно, только развесив в июльский полдень на ярком солнечном свете. Фея и тут не теряет времени: одной рукой она берётся за острые ножницы, а другой за длинную тонкую иглу и принимается кроить, резать, намётывать и подшивать, да так ловко, что если бы вы, к примеру, спрятались в укромном уголке феиной комнаты и наблюдали за ней украдкой, у вас наверняка закружилась бы голова.

Пока соседи чистят зубы и ставят на плиту чайник, пока молоко убегает, а дети капризничают, не желая есть кашу и одеваться в школу, пока почтальоны разносят утренние газеты и письма, пока торговки на рынке перемывают косточки товаркам, пока ваша покорная слуга чешет затылок, придумывая очередную сказку, в доме у феи Аи не смолкает лязг ножниц, шипение утюга и стрёкот швейной машинки. Пока к третьему часу пополудни на комодах, подоконниках и журнальном столике феиной комнаты не рассаживается десяток мягких фланелевых ангелов.

Эти ангелы вовсе не похожи на своих небесных собратьев, сотканных, как известно, из протуберанцев далеких звёзд созвездия Северной Короны. У фланелевых ангелов широкие добрые лица и светлый пушок вокруг головы, заменяющий им нимб, большие уютные крылья, круглые щёчки и животы; сами они такие мягкие, лёгкие и душистые, что хочется гладить их без остановки, как трёхмесячных ангорских котят. Летать фланелевые ангелы не умеют вовсе, зато презабавно ходят, шаркая тёплыми шерстяными тапочками. Фея целует каждого ангела в лоб и, забравшись с ногами в старое кресло-качалку, засыпает до вечера.

А тем временем свежесшитые ангелы перешёптываются, шуршат крыльями и наполняют комнату тёплым ароматом тающего ванильного мороженого. Стоит зажечься фонарям, как фея собирает своих ангелов в дорогу – прячет каждого в отдельную складку своего широкого плаща и отправляется в путь. Когда заснут беспокойные дети, а за ними и беспокойные взрослые, когда погаснут ночники и настольные лампы, фланелевая фея заглянет в окно, осторожно перелезет через подоконник, прокрадётся в спальню и аккуратно посадит на каждую подушку фланелевого ангела. Знали бы вы, как прекрасно спать с фланелевым ангелом на подушке! Ангелы гладят спящих по лицу, шепчут детям на ухо нежные колыбельные, а взрослых укрывают своими большими уютными крыльями, чтобы сон был крепок. Утром люди протирают глаза, услышав будильник, и удивляются тому, что воздух словно бы пахнет ванилью и настроение как в воскресенье.

Как-то раз фея на цыпочках пробралась в детскую. В обычную детскую с чуть потёртыми салатовыми обоями на стенах, тёплым ковром, кукольной коляской и деревянной лошадкой в углу. «Ах!» – пропела про себя фея и повертелась на кончиках пальцев. Она обожала детские, тихие детские с большими окнами и широкими подоконниками, светлые даже ночью от уличных фонарей.

– А сто вы здесь делаете?» – пропищал голосок из угла комнаты. Белокурая девочка лет пяти сидела в кровати и тёрла кулачками васильково-синие глаза.

– Я пришла пожелать тебе спокойной ночи и кое-что подарить, – улыбнулась ей в ответ фея. – А почему ты не спишь?

– Я зду снега, – просияла в ответ девочка. – Мама пообесяла, сто пойдёт снег. Под Роздество! Вот здорово, правда?! А сто у вас в руках?»

Вместо ответа фея протянула ей фланелевого ангела, мягкого и невесомого, словно сшитого из лунного света. Девочка улыбнулась ещё шире, обхватила ангела обеими руками и прижала его к щеке.

– Ложась спать, клади его на подушку, – наставляла её фея, – тогда все твои сны будут хорошими, а утром будет светить солнце.

Она поцеловала девочку в лоб, подоткнула ей одеяло, потом ловко выпрыгнула из окна и исчезла из виду.

Ночью выпал снег. Он падал так тихо, что не побеспокоил даже синицу, заснувшую на голой ветке клёна, лёгкой пудрой кружился в воздухе, и к утру город стал похож на кухню нерадивого пекаря, рассыпавшего целый мешок муки. Но наутро было воскресенье, и некому было выйти на улицу, восхититься снежным городом и перекинуться только что слеплеными снежками. В комнате у фланелевой феи снова стучал ткацкий станок и стрекотала швейная машинка. Маленькая белокурая девочка проснулась раньше всех: раньше родителей, сопевших под тёплым пуховым одеялом, раньше трубочиста, обнимавшего во сне свой чёрный цилиндр, раньше священника, повторяющего сквозь сон воскресную проповедь. Она тихонько выскользнула из детской, в коридоре натянула новую серую шубку прямо поверх ночной рубашки, левой рукой она прижала к себе феин подарок, а правой медленно, чтобы не раздалось предательского скрипа, отворила входную дверь. Она спустилась на два этажа, смешно шлёпая по ступенькам розовыми тапочками, и вышла во двор. Двор был пустым и белым – ни единого следа на его безупречной поверхности. В глубине двора, засыпанный снегом до самого карниза, виднелся флигель консьержки. Он был бы похож на сказочный домик, если бы в его окнах горел жёлтый свет, а из трубы вился хотя бы тоненький дымок. Туда-то девочка и направилась. В домике было сыро и пахло вчерашним супом. Деревянный пол и комоды были застелены одинаковыми вязаными дорожками, со стен улыбались пожелтевшие фотографии в дешёвых рамках, старенький телевизор хрипел – его забыли выключить, а дровяная печка погасла ещё до полуночи. Консьержка была очень пожилой и частенько засыпала в кресле перед телевизором, закутавшись в шершавый плед верблюжьего волоса. Девочка на цыпочках подошла к креслу и положила на плед фланелевого ангела, такого лёгкого, что консьержка даже не почувствовала его веса.

– Сни ей хоросые сны, – прошептала девочка на ухо ангелу, улыбнулась своей широкой улыбкой, в которой не хватало передних зубов, и помахала ему на прощанье рукой.