— Убедительная просьба ко всем пассажирам оставаться на своих местах и не расстегивать ремни до тех пор, пока на табло не погаснет предупредительная надпись!

Но неистовые призывы стюардессы уже никто не слушал, как будто неуправляемая толпа в салоне самолета состояла из двухсот пятидесяти тугоухих людей. Как посаженные в клетку звери, возбужденные и нетерпеливые пассажиры начали вскакивать со своих мест, судорожно сгребать свой ручной багаж и, толкаясь и давя друг друга в проходах, прокладывать себе дорогу к выходу, надеясь оказаться на свободе хотя бы на одну живительную секунду раньше соседа.

Глядя на это столпотворение с безопасного места своего сиденья, Фрэнки заметила знакомую соломенную шляпу, плывущую над потоком людских голов где-то впереди салона. Ага, это тот самый наглый американец. И на этот раз решил всех растолкать и пробиться к выходу первым.

Отвернувшись, она снова взглянула в окно. В отличие от других, она вовсе не жаждала покидать самолет. Если вчера вечером, когда она была в шоке и в слезах, побег в Лос-Анджелес казался ей спасительной идеей, то сегодня она уже чувствовала себя, как с перепоя, и уже не была так сильно уверена в своем решении.

Лос-Анджелес она видела раньше только в кино и по телевизору, когда показывали передачи о жизни богатых и знаменитых. Из всего увиденного она вынесла впечатление, что это блистательный и цветущий город, сплошь населенный людьми, помешанными на физической культуре и здоровье, постоянно изменяющих внешность с помощью косметической хирургии и целыми днями разъезжающих по городу на шикарных лимузинах с затемненными окнами. Женщине в таком городе следовало иметь хотя бы одну из двух вещей: либо шикарное тело с гигантскими силиконовыми грудями, либо престарелого бойфренда с очень толстым кошельком. Ни того, ни другого у Фрэнки не было. Она представляла собой совершенно одинокую женщину под тридцать, предпочитающую носить джинсы и свитера, имеющую весьма скудный запас жизненных сил и легко теряющую присутствие духа (предполагалось, что в Лос-Анджелесе вы всегда должны быть на высоте и просто беситься от избытка жизненных сил). Кроме того, ее бедра были покрыты целлюлитом до такой степени, что она верила, что слишком открытые трусики несут угрозу нравственному здоровью нации. Конечно, она состояла членом гимнастического клуба, но все ее занятия состояли из двадцатиминутных лежаний в джакузи три раза в месяц, не говоря уже о том, что она ела шоколад, пила вино, ездила на общественном транспорте и единственным хирургическим вмешательством, которому она в своей жизни подвергалась, было удаление миндалин в возрасте девяти лет. Фрэнки снова закрыла глаза: по всей видимости, она совершает грандиозную ошибку.

Аэропорт Лос-Анджелеса был похож на кроличью нору, состоящую из настоящего лабиринта разных коридоров и проходов. Как крыса в лабораторном эксперименте, Фрэнки напряженно поворачивала из одного прохода в другой, пока наконец не заметила эскалаторы, ведущие вниз, в отделение выдачи багажа. Почувствовав некоторое облегчение, она встала на движущуюся лестницу и изможденно оперлась на поручень. Внизу волновалось море людских голов, и, по мере того как она съезжала вниз, под головами постепенно обнаруживались тела. И тут только она поняла, что эти массы народа представляют собой очередь — длиннейшую, змеящуюся очередь, похожую на те, которые возникают накануне августовских отпусков в отделениях банка на Элтон Тауэрс. Люди стояли среди тщательно расставленных на их пути барьеров. Это был эмиграционный контроль.

Встав в конец очереди, Фрэнки заметила мужеподобных, одетых в униформу женщин с пудингообразными стрижками и нервной манерой поведения, которые живо напомнили ей фильмы о тюрьмах и заключенных. Смогут ли они понять, что она — отчаявшаяся, выброшенная из привычной колеи неудачница, сбежавшая от пособия по безработице, от одиночества и бывшего любовника, проходящего под именем Хью? Она начала рассматривать других людей вокруг себя: рюкзачники с замусоленными путеводителями и справочниками «Все звезды» в руках; семьи с четырьмя детьми, катящие рядом с собой раскладные детские стульчики и имеющие под рукой полные комплекты пеленок; бизнесмены с сияющими кожаными кейсами и дорогими переносными компьютерами, так и подмывающими сказать: «Ко мне надо относиться серьезно!» Фрэнки взглянула на свои порванные колготки и разношерстный ассортимент пластиковых пакетов. Да, вид у нее не очень-то внушительный.

Несмотря на толпу людей, в холле стояла поразительная тишина: один за одним измученные перелетом пассажиры проходили вперед и, разворачивая потными руками свои иммиграционные визы и таможенные декларации, старались выглядеть индифферентно и празднично. Казалось, впереди их ждал не паспортный контроль, а русская рулетка. Предугадать, кому дадут зеленую улицу, а кого завернут на въезде в страну, было совершенно невозможно. Шальной отбор предполагал, что накурившийся травки, с головы до ног татуированный «ангел ада» не встретит на своем пути никаких препятствий, в то время как старая матрона с подсиненной оттеночным шампунем шевелюрой будет схвачена под свой полиэстеровый, покрытый крупным рисунком локоть, и вооруженные охранники поволокут ее в комнату для допросов.

Фрэнки тоже стояла и ожидала свою судьбу, все еще не в силах оправиться от шока, вызванного изменой Хью. Какого черта она здесь делает? Все произошло так быстро. Только что она имела работу — и вдруг, в одну минуту, ее не стало; только что она имела почти что жениха — и вдруг, в одну минуту, его не стало; только что она имела дом, и вдруг, в одну минуту, — его тоже не стало. Всего минуту назад она была в Лондоне, в боулинг-клубе, и вот она уже в Лос-Анджелесе проходит иммиграционный контроль. С горных высот она неожиданно упала на дно пропасти, из любимой преуспевающей женщины превратилась в жалкую, не знающую, что делать и обо всем об этом подумать, неудачницу. Хочет ли она в самом деле пройти кордон и начать новую жизнь в Лос-Анджелесе? Или, если честно признаться себе самой, — теперь, когда ее бравада прошла, — не лучше ли будет, если ее выдворят из страны и отправят на следующем же самолете обратно в Объединенное Королевство, к ее старым проблемам?

— Следующий!

Наступил решительный момент. Одетый с бежевую униформу служащий аэропорта смотрел прямо на Фрэнки и подавал ей знак рукой. Он был похож на Арлекина.

— Каковы причины вашего въезда в Соединенные Штаты?

Сидя за стойкой, Арлекин подозрительно листал ее паспорт, долго вглядывался в беспощадно плохой снимок, сделанный на ходу в одном из дешевых киосков на станции подземки. Фрэнки щурилась через его плечо, жалея, что выбрала для путешествия синий костюм. Надо было одеться во что-нибудь более теплое, оранжевое.

— Отдых, — солгала она, стараясь придать себе вид бесшабашной отдыхающей, а не обманутой в своих лучших ожиданиях и брошенной любовником почти невесты. Ее игра не особенно удалась, но это не имело значения. В конце концов это доказывало, что она не жаждущая легкой славы начинающая актриса (она же искательница приключений), приехавшая в Лос-Анджелес с мечтами стать кинозвездой. Другими словами, она была не Ритой и не героиней романа Джекки Коллинз.

— И как долго вы намерены здесь оставаться?