Он держался на некотором расстоянии от задержанного и не сводил с него глаз.

Сзади них ковылял Юрьев. Только теперь он почувствовал острую боль. Рана кровоточила и гимнастерка прилипла к телу.

«До ближайшей заставы, — прикидывал на ходу Юрьев, — будет около пятнадцати километров. Чтобы добраться до нее, необходимо минут тридцать. Это при условии, если ехать нормально. А если...»

Юрьев не успел прикинуть, сколько же потребуется времени, если ехать так, как он решил. Земля уплывала из-под ног, и глаза закрывала белая пелена.

Когда Андрей пришел в себя, он увидел склонившегося Цапова. Тот о чем-то спрашивал его, но Юрьев с трудом припоминал, что с ним произошло. Потом, вдруг вспомнив, он попытался подняться, но, охнув, опять повалился на землю.

— Где задержанный? — сквозь зубы спросил он.

— У машины, у машины, Андрей... Ты не беспокойся... Все в порядке. А я, понимаешь, шел, шел, оглянулся — тебя нет. Я этого субчика быстро обмотал веревкой и к тебе. — Цапов поднял Юрьева и повел к машинам.

Рана оказалась более серьезной. В кабине Юрьева Цапов отыскал бинт и стал перевязывать плечо. Юрьев опять потерял сознание, и Цапов растерялся.

— Андрей, Андрей, очнись...

Но все было напрасно. Цапов быстро перевязал и втащил Юрьева в кабину. В другую кабину он усадил задержанного, связанного по рукам и ногам. Он еще не знал, что предпринять: бросить в пустыне машину он не мог, не имел права. Но и две сразу вести нельзя.

«А что, если по одной? Да, да, по одной. Вначале одну, потом другую».

Цапов подозрительно покосился на задержанного.

— Вот так и доставим! — с нескрываемой радостью бросил он. Цапов полез под сиденье и вытащил оттуда еще одну веревку. Одной ему показалось мало. Теперь он обвязал задержанного еще раз и пропустил веревку через заднее смотровое окно.

Довольный своей выдумкой он сел за руль и, проехав метров триста-четыреста, остановился. Вернулся к машине Юрьева. Андрей лежал с закрытыми глазами и стонал. Цапов включил зажигание, перевел скорость и повел машину вперед. На перегон двух машин он затратил десять минут.

«Так, до ближайшей заставы отсюда километров двенадцать. Километр можно преодолеть в два захода, двадцать четыре захода. Десять минут умножить на двадцать четыре захода, получится двести сорок минут, или четыре часа. Выдержит ли такое испытание Юрьев?». — Так подсчитав на ходу, Цапов вернулся к другой машине.

Когда он снова подошел к машине Юрьева, Андрей в полузабытье просил воды. Цапов схватил флягу и поднес к губам Юрьева. Тот, видимо, пришел в чувство и открыл глаза.

— Мы где?

— Едем на заставу.

— А другая машина?

— Во-он, впереди.

— Хорошо придумал... Cepera... Молодчина... — Он откинулся на сиденье и устало закрыл глаза.

А Цапов опять остановил машину, вылез и пошел обратно.

Потом он еще дважды поил Юрьева, который то приходил в себя, то вновь терял сознание.

— Ничего, Андрюха, ничего... Скоро я тебя доставлю на заставу, — Цапов в каком-то оцепенении вылезал из кабины, возвращался назад и все повторялось сначала.

Солнце уже повисло в зените и нещадно жгло пески, когда часовой с вышки заметил непонятное движение двух машин-водовозок. Об этом он доложил дежурному, а тот — начальнику заставы.

— Подготовить группу, — распорядился начальник заставы.

— Есть!

Через минуту «газик» уже мчался навстречу водовозкам. Около них он остановился. Начальник заставы сошел на землю и увидел солдата, который, не обращая внимания на него, собрался, было, поворачиваться к другой машине.

— Товарищ водитель, объясните, в чем дело?

Только теперь Цапов увидел перед собой офицера.

— Там, там... нарушитель и раненый, — устало произнес он.

— Товарищ ефрейтор, разрешите обратиться?

Юрьев оборачивается и видит перед собой улыбающегося Цапова.

— Серега!

— Андрей!

Они шагнули навстречу и крепко, по-мужски, обнялись.

— Ну, здорово, дружище!..

— Ого, вижу, вижу, что тебя уже вылечили. Опять здоров, как бык. Да, кстати, тебе письмо.

Юрьев разорвал конверт. Перед глазами запрыгали строчки со знакомым почерком.

«Милый Андрей! Жду тебя, как всегда, в восемь часов вечера, на старом месте. Твоя Валя».

— Так что ж, двинем, Серега, в парк?

— Тогда, полный вперед!

Они прошли проходную. Улица встретила их музыкой, ароматом цветов, улыбками и огнями.

С третьего этажа в открытое окно доносились слова знакомой песни:

«Не страшны тебе ни зной, ни слякоть,

Резкий поворот и косогор.

Чтобы не пришлось любимой плакать,

Крепче за баранку держись, шофер...»

Два солдата идут по аллее. Вот они подошли к парку, оглянулись. Тот, который повыше ростом, приложил руку к козырьку, отдавая честь.

Земляки

(Рассказ ефрейтора Коростелева)

Нас пятеро

Нашу заставу называют дальней. И вот на этой дальней заставе служим мы, земляки. С тремя из них: поваром Колей Птицыным, автоматчиками Васей Прохоровым и Толиком Гапеевым — я сразу попал сюда. А со вчерашнего дня нас стало пятеро. Случилось это перед самым обедом. Я еще спал, а Толик дежурил. А когда он дежурит, лучше не попадайся на глаза: обязательно найдет работу.

Время моего отдыха истекло, и он, конечно, разбудил меня. А вставать мне не хотелось.

— Толик, ты мне друг? — говорю я ему из-под одеяла.

— Ну, друг.

— Ты мне земляк?

— Ну, земляк.

— Так неужели, — спрашиваю, — другу и земляку нельзя сделать поблажку?

Он неумолим, трясет за плечо.

Пришлось вставать. А такой сон видел, что, кажется, закрой глаза — и опять очутишься в колхозном Доме культуры. Но что поделаешь: служба есть служба. Посмотрел я вокруг — все койки заправлены. Толик стоит рядом и держит в руках веник. Я сразу понял: это для меня. Поставил он веник у моей табуретки и говорит:

— Сегодня к нам молодые пограничники прибывают, так ты давай побыстрей разворачивайся.

Вот чудак. Сразу бы так и сказал.

Подмел я помещение, взял полотенце, мыло, выхожу в коридор — старшина навстречу.

— Убрали?

— Так точно, подмел!

— А мыть кто будет?

— Не знаю, товарищ старшина.

— Не-е-т, так дело не пойдет. Берите таз, тряпку и...

Дослужился, думаю. Третий год пошел, а опять за полы. Ведь за семьсот девяносто три дня я, наверное, этих полов гектаров десять, а то и больше перемыл. Но приказ есть приказ. Я ведь не отказываюсь, я только