– Черт возьми, Ной! – Я дергаю самозатягивающиеся ограничители. – Иногда нам приходится делать выбор. Я, блядь, сделал это. Я понесу за это наказание. Конец истории. А теперь зажги свечи и наслаждайся представлением.

Я люблю своего брата. Настолько сильно, что мне хочется убить его нахрен. Он был погружен в культуру «Небесного служения» с тех пор, как был слишком молод, чтобы знать что-либо лучше, и это чертовски видно. Зло – это не плохо, когда это все, что вы когда-либо знали. Удобное одеяло, теплое солнышко, любовный поцелуй. Для него все это имеет смысл.

Но я помню время, когда мой отец был просто еще одним проповедником в одной из больших баптистских церквей в Бирмингеме. Я ходил в религиозную школу, вёл почти нормальную жизнь и делал вид, что верю во всю ту чушь, которую извергает мой отец. Со временем он стал главным пастором. И тогда все изменилось. Сила позволила моему отцу проповедовать новое послание. Страх перед приближающимся апокалипсисом, перед необходимостью для конгрегации платить все больше и больше десятины, чтобы поддерживать церковь. Чтобы поддержать его.

Я стряхиваю воспоминания, когда Защитники входят в комнату и встают вокруг меня. Никто из них не выглядит слишком счастливым из-за того, что я убил Ньюэлла. Я ухмыляюсь и надеюсь, что они знают, что я так же скоро сделаю с ними то же самое.

– Сын. – Голос отца проникает в комнату. – Почему ты снова меня разочаровал?

– Я думаю, от старых привычек трудно избавиться. – Я вижу, как Ной вздрагивает от сарказма в моем голосе.

– Думаешь, это шутка? – Мой отец подходит ближе.

– Я думаю, что убил кого-то, кто это заслужил.

– Что ты имеешь в виду? – Он кажется искренне сбитым с толку.

– Я думал, что вы все будете за то, что я сделал, учитывая, что Ньюэлл собирался нарушить вашу заповедь номер один.

– У тебя нет доказательств этого.

Я понимаю, что нет смысла спорить. Я готовлюсь к тому, что будет дальше.

– О, сынок. – Фальшивая тревога в голосе моего отца смехотворна. – Мне это не нравится. Ты знаешь это, не так ли? Но что еще я могу сделать? Ты убил одного из моих благочестивых Защитников. Другого исхода быть не может.

Гул согласия разносится по кругу.

– Просто продолжай.

Он тяжело вздыхает, как будто не с нетерпением ждет крови и боли. Но я слишком хорошо знаю это чудовище, чтобы в это поверить. Это то, чем он живет.

– Как и в рассказе об Аврааме, я должен взять своего собственного сына и положить его на жертвенник Господа. Жертва, чтобы показать мою приверженность Богу. И так же, как у Авраама, у меня болит сердце, когда я привязываю сына к жертвеннику. – Он двигается и проверяет мои запястья, чтобы убедиться, что они крепко держатся, затем берет хлыст у нахмуренного Ноя. – И я должен быть стойким в своей жертве, ибо, если да, Господь говорит: «Я непременно благословлю тебя и сделаю твоих потомков такими же многочисленными, как звезды на небе и как песок на берегу моря». Ваши потомки завладеют городами своих врагов, и через ваше потомство будут благословлены все народы на земле, потому что вы послушались меня.

Защитники отвечают твердым «аминь», когда мой отец пятится.

Я хочу сказать, что Авраам вообще никогда не приносил в жертву своего сына. Бог помилует сына, а отец не причинит ему вреда. Но эта мысль исчезает с первым ударом кнута. Следуют другие в быстрой последовательности.

Я не плачу, даже когда чувствую, как по спине течет кровь. Мои зубы стиснуты. Возможно, я сломаюсь, поскольку мой отец вкладывает все, что у него есть, в последний удар. В глазах темнеет, но я отказываюсь отключаться, отказываюсь сдаваться.

Он заканчивает, запыхавшись, его голос хриплит.

– Искупление было заплачено за потерю Защитника Ньюэлла.

Еще одно «аминь», и мужчины уходят, проходя мимо, некоторые из них удовлетворенно ухмыляются мне. Несмотря на непреодолимое жжение на моей спине, я хочу броситься на них. Чтобы уничтожить этих монстров так же, как я уничтожил Ньюэлла. Но эта мысль отрицает очевидное.

В конце концов, я тоже монстр.

***

Я лежу на боку, глядя на широкий экран телевизора на стене.

Далила сидит в углу своей теперь чистой комнаты. Она раскачивается взад и вперед, ее широко раскрытые глаза смотрят на дверь. Она олицетворение ужаса, который, коснувшись человека, оставляет след.

– Это не самое худшее, что у тебя когда-либо было. – Ной заботится о разрывах на моей коже, ранах, которые заживают и увеличивают рубцовую ткань внутри и снаружи.

Я еще раз затягиваюсь «косяком», задерживая дым в легких, когда Ной заставляет меня сесть и начинает обматывать мое туловище марлей.

Выдыхая, я смотрю, как ее голова медленно опускается к коленям, затем она снова вскакивает, глядя на дверь. Она боится, что я могу войти? Может, еще один Защитник?

Страх для нее – лучшее. Чем раньше она сломается, тем легче мне будет. В прошлом у меня было немало Дев, которые – несмотря на суровую реальность Монастыря – все еще считали, что мой отец был Пророком. Ритуалы помогли с этим представлением. И они не требовали, чтобы я их ломал. Вместо этого они стремились угодить, учиться, стать любимцами Пророка.

В конце концов, все они – истинные верующие и сломленные – все верят, что Пророк благосклонен к ним, что они избраны, что Бог наложил на них Свой знак благоволения. Я пытаюсь представить, что они должны чувствовать, когда оказываются в часовне или в соборе вместо того, чтобы оказаться под рукой политика или одного из миллионеров Юга. Предательство. Я хорошо знаком с этим ощущением.

Ее голова снова склоняется, опираясь на колени.

– Ты никогда раньше не смотрел. – Ной засовывает конец марли в тугие ленты вокруг моей груди.

Я выпускаю еще один клуб дыма, и трава, наконец, дает мне идеальное ощущение мягкого отключения.

– Она другая.

– В чем? – Он проверяет свою работу.

– Я не знаю.

– Она будет проблемой? – Он вынимает «косяк» из моих пальцев и сильно затягивается. – Я имею в виду, больше, чем она уже есть?

– Она попадет в очередь. Мои всегда так делают. Несколько раз мне приходилось ломать Девушек, но я всегда справлялся с этим перед испытаниями, которые начинались через 6 месяцев. Может потому, что я методичный. Может быть, из-за последствий, если я проиграю. Или, что более вероятно, потому что мне это нравится.

– Она выглядит так странно. С волосами и белой кожей. – Ной качает головой.

Я беру пульт. Он не должен смотреть