на центральной золотой эмблеме, перевернутом позолоченном кресте, блестящем в свете канделябров. Дюжина мужчин преклоняет колени на краю круга, спиной к золотым стенам. Я ищу Адама. Он сидит в глубине комнаты, глядя на меня, в то время как остальные мужчины склоняют головы. Белая марля оборернута вокруг его точеного торса, хотя я не вижу никаких повреждений. Я должна опустить взгляд, прежде чем Старшая увидит.

– Добро пожаловать. – Пророк сидит на огромном малиновом помосте – сделанном для гиганта, а не человека – в центре комнаты. Он носит белое одеяние и корону из золотого лавра на голове. Круглый пол проходит через линии, образующие пентаграмму. Пророк сидит в центре на своем кроваво-красном троне.

– Позвольте детям приходить ко мне и не запрещайте им, ибо таково Царство Божье. – Он улыбается, его угловатое лицо все еще красивое, несмотря на безумие, которое живет внутри.

Сестры ведут нас вперед, пока мы не выстраиваемся в две линии перед Пророком. Он жестом предлагает нам встать на колени на подушки, разбросанные у его ног.

Я опускаюсь на плюшевую изумрудную подушку, мягкий бархат ласкает мои колени, по моей спине ползут мурашки. Еще одна Дева с татуировкой на бедре становится на колени прямо передо мной. Насколько я помню, ее зовут Ханна.

Мужское пение стихает.

Тишина.

Все в комнате сосредоточено на самозванном Боге на троне, его христианских и языческих регалиях, пропахших особым коктейлем богохульства.

– Садитесь, голуби мои. Сядьте и расслабьтесь. – Он щелкает пальцами.

Старшая быстро выходит за дверь и возвращается с бригадой Сестер, каждая из которых несет подносы с фруктами, сыром, вином, шоколадом и всем, что было запрещено нам в последние несколько дней в Монастыре.

Это уловка? Я бросаю взгляд на Дев справа от меня. Как и я, они подглядывают за угощением. Толстый пурпурный виноград дразнит меня, но я не смею дотянуться до него. Только не со Старшей в пределах досягаемости палки.

– Отлично. – Пророк берет клубнику с тарелки справа. – Мои дорогие Сестры, в этот особенный вечер я хочу, чтобы вы все попрощались и провели время в тихих размышлениях.

Старшая делает шаг вперед:

– Но Сестры всегда …

– Молчать! – Рев Пророка заставляет каждую из нас подпрыгнуть. Затем его голос стихает: – Ты видишь этих драгоценных детей, собравшихся у моих ног, Грейс?

– Да, Пророк. – Ее голос дрожит, и я получаю от этого маленького удовлетворения все возможное.

– Ты видишь, насколько они послушны?

Она опускает голову:

– Да, Пророк.

– Иди и проведи остаток вечера в молитве Господу, чтобы ты была больше похожа на них. Еще скромнее. Еще милостивее. И, безусловно, еще больше желай быть в гармонии с твоим Пророком.

– Да, Пророк. – Она пятится назад, затем поворачивается и выходит, остальные Сестры следуют за ней.

Когда двери закрываются, низкое рычание Пророка исчезает, и он снова не улыбается.

– Ешьте и пейте, мои прекрасные Девы.

Я смотрю на Деву рядом со мной. Она тянется за кубиком сыра, берет его дрожащими пальцами и сует в рот. Пока она жует, я жду, когда упадет топор. Когда она сглатывает и берет еще кусок, я рискую виноградом. Когда я кладу его в рот, он лопается на моем языке со сладостью, обещающей зеленую весну.

Когда с нами ничего ужасного не происходит, мы начинаем есть более свободно. Пророк улыбается со своего трона, в то время как мужчины остаются на коленях вдоль периферии. Я делаю глоток вина и смотрю на Адама. Его взгляд пронзает меня, и я сомневаюсь, что он смотрел куда-нибудь еще с тех пор, как начался этот странный ритуал.

Это расстраивает, но в то же время… как-то отрадно? Я не чувствую в нем угрозы прямо сейчас, но знаю, что она есть.

– Почему мы не можем так есть в Монастыре? – Сара шипит и берет с моего подноса толстый кусок дыни.

Несколько других Дев шепчутся, но никто их не ругает. Пророк жестом указывает ближайшей к нему Деве сесть с ним.

Мы молчим и смотрим.

Он притягивает ее к себе и кладет ей в рот зеленую виноградину, затем шепчет ей на ухо. Ее щеки пылают, и она улыбается. Его рука остается рядом с ней, не отрываясь от гладкой плоти ее талии, пока они разговаривают тихим голосом в течение нескольких минут.

Я понятия не имею, что происходит, но я не собираюсь упускать шанс хоть раз хорошо поесть с тех пор, как попала сюда. Я пожираю остатки красного винограда на серебряном подносе справа от меня, когда Пророк отправляет первую Деву обратно в толпу и берет следующую к себе на колени. Снова шепот и улыбка, когда он кормит ее сладкой ежевикой.

Сара наклоняется ко мне:

– Я думаю, это реально. Как будто все в порядке. – Она жует крекер, покрытый бри.

– Посмотрим. – Кажется, я не могу перестать смотреть на Адама. Каждый раз, когда наши взгляды встречаются, глубоко внутри меня звучит предупреждение. Но разве это говорит мне о том, что я должна беспокоиться о нем, Пророке или Сестрах? Я не могу разобраться с множеством опасностей. Вместо этого я пью вино и отдыхаю на подушках. Остальные Девы уже разлеглись, пируют и перешептываются. Если бы кто-то нарисовал нас прямо сейчас, мы были бы похожи на грешников на празднике Диониса или в каком-то подобном языческом обряде, полном наготы и излишеств.

Я допиваю свой бокал и отставляю его, а Ева закручивает прядь моих волос между пальцами. Синяк у нее под глазом стал темно-фиолетовым, но, похоже, ее это не беспокоит.

Мечтательным голосом она говорит:

– У тебя волосы цвета света. Чистый белый свет.

Я хихикаю. Затем я останавливаюсь и понимаю, что натворила. Я смотрю на бокал. Я был пьяна раньше, но это не то. Это что-то более глубокое, граничащее с эйфорией, опасное отчаяние, которое угрожает сбить меня с толку.

– Вино. – Я хлопаю Сару по плечу. Она смотрит на меня большими карими глазами, которые кружатся и сверкают.

Когда она улыбается, ее искрящаяся душа мерцает между ее губ.

– Я хочу больше.

– Я думаю, что оно было приправлено…

– Далила, дитя мое. Подойди. – Пророк манит меня пальцем, широко улыбаясь и ослепляя, как реклама зубной пасты.

Я встаю на подгибающиеся ноги и подхожу к нему, а затем плюхаюсь рядом с ним. Он притягивает меня к себе.

– Ты избранная. Ты лучше, чем любая другая женщина в мире. Поистине особенная и благословенная. Когда наступит конец света и я взойду на небесный престол, ты будешь рядом со мной, потому что ты самая драгоценная из всех моих