Учитывая, что скорее всего эту телеграмму читал Сталин, можно предположить, что послание Молотова имело целью в том числе и загладить собственную неудачу наркома, которую он потерпел, пытаясь донести до британцев и французов важность соглашения по поводу политического договора. Как бы то ни было, вскоре Лондон и Париж сдались. 23 июля Сидс и Наджиар сообщили Молотову, что предложение СССР принято. Молотов казался очень довольным и предложил Москве, где должны были проходить военные переговоры, приступать к ним немедленно: «Сам факт, что военные обсуждения уже начались, произведет на мир куда большее впечатление, чем объявление о политических статьях. Это станет мощной демонстрацией со стороны трех правительств»14.

Военные переговоры открылись в Москве 12 августа. Через два дня глава советской делегации нарком обороны маршал Климент Ворошилов поставил перед английской и французской делегациями ключевой вопрос: будет ли разрешено Красной Армии войти в Польшу и Румынию в случае немецкой агрессии? Ему ответили, что, начнись война, поляки и румыны охотно пустят к себе Красную Армию. Это не удовлетворило СССР, желавший заранее знать, чего ждать в такой ситуации. На предложение заручиться согласием поляков и румын Ворошилов возразил, что Польша и Румыния являются союзниками Британии и Франции и находятся под защитой британско-французских гарантий, потому получать разрешение – задача Лондона и Парижа. Переговоры продолжались, делегаты из Британии и Франции советовались с руководством своих стран. Но 17 августа Ворошилов предложил сделать перерыв до тех пор, пока не будет получен письменный ответ на его вопрос. Когда 21 августа обсуждение возобновилось, британцы и французы так и не смогли дать четкой резолюции, и переговоры остановились снова, на сей раз навсегда15.

Военные переговоры окончились ничем, поскольку Англия и Франция не сумели дать Москве ответ по поводу права Красной Армии пройти через Польшу и Румынию. Для СССР это был вопрос не праздный, а важный стратегический; не в последнюю очередь потому, что в случае войны с Германией Красная Армия планировала вступить в Польшу и Румынию первой16. Но это лишь один из аспектов, объясняющий неудачу в переговорах о создании тройственного союза. Он не состоялся еще и потому, что Сталин имел в запасе другой вариант действий. К тому времени, когда англо-французская военная делегация прибыла в Москву, Молотов уже договаривался с Германией. Не будучи уверенным, что обсуждение трехстороннего пакта даст какой-либо удовлетворительный результат, в конце июля 1939 г. СССР решил вызнать, что может предложить ему Германия.

Немцы пытались подружиться с Советским Союзом с самого начала переговоров о трехстороннем пакте. Их мотив – не допустить появления подобного союза – был очевиден, и поначалу М. не воспринимала «ухаживания» Германии всерьез. Когда Фридрих-Вернер Граф дер Шуленбург, немецкий посол в Москве, завел 20 мая разговор о возобновлении торговых переговоров, Молотов ответил ему, что у него сложилось «впечатление, что германское правительство вместо деловых экономических переговоров ведет своего рода игру; что для такой игры следовало бы поискать в качестве партнера другую страну, а не правительство СССР… Мы пришли к выводу, что для успеха экономических переговоров должна быть создана соответствующая политическая база». Далее в этом донесении Сталину Молотов указывает: «Во время всей этой беседы видно было, что для посла сделанное мною заявление было большой неожиданностью… Посол, кроме того, весьма стремился получить более конкретные разъяснения о том, какая именно политическая база имеется в виду в моем заявлении, но от конкретизации этого вопроса я уклонился»17.

Следующая встреча Шуленбурга с Молотовым состоялась только 28 июня. Посол напомнил наркому его сказанные на предыдущей встрече слова о политической базе для советско-германских отношений. Германия, сообщил Шуленбург Молотову, хочет не просто нормализовать отношения с Советским Союзом, а улучшить их. В качестве доказательства он указал на сдержанный тон немецкой прессы в отношении СССР и на договора о ненападении, которые Германия недавно подписала с Латвией и Эстонией. Шуленбург заверил Молотова, что у его страны нет «наполеоновских» планов касательно СССР. Нарком ответил, что Советы заинтересованы в нормализации и улучшении отношений со всеми странами, в том числе и с Германией, но ему хочется знать, каким образом Берлин предлагает улучшить отношения с СССР. Поскольку Шуленбург не мог сказать ничего конкретного, беседа закончилась в неопределенном тоне.

Следующий важный этап развития событий произошел в конце июля, когда Георгий Астахов, советский дипломатический представитель в Берлине, рассказал Молотову о двух беседах с Карлом Шнурре – немецким дипломатом, который специализировался по экономике и принимал участие в прошлых переговорах по поводу советско-германской торговли: «Германия готова предложить СССР на выбор все что угодно – от политического сближения и дружбы… Я спросил Шнурре, вполне ли он уверен, что все вышесказанное является не только его личной точкой зрения, но отражает также настроения высших сфер. Неужели Вы думаете, ответил он, что я стал бы говорить Вам все это, не имея на это прямых указаний свыше? [т. е. немецкого министра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа]… Я сказал, что… обнадеживать Шнурре я не решаюсь. Но, разумеется, я передам эту беседу в Москву возможно более полно и точно и не сомневаюсь в том, что она, как и все предыдущие беседы на эту тему, не пройдет бесследно»19.

Через два дня, 20 июля, Молотов послал Астахову ответ: «Между СССР и Германией, конечно, при улучшении экономических отношений могут улучшиться и политические отношения. В этом смысле Шнурре, вообще говоря, прав. Но только немцы могут сказать, в чем конкретно должно выразиться улучшение политических отношений. До недавнего времени немцы занимались тем, что только ругали СССР, не хотели никакого улучшения политических отношений с ним и отказывались от участия в каких-либо конференциях, где представлен СССР. Если теперь немцы искренне меняют вехи и действительно хотят улучшить политические отношения с СССР, то они обязаны сказать нам, как они представляют конкретно это улучшение… Дело зависит здесь целиком от немцев. Всякое улучшение политических отношений между двумя странами мы, конечно, приветствовали бы»20.

2 августа немцы предприняли новую попытку сближения: министр иностранных дел Риббентроп сказал Астахову: «Противоречий между нашими странами нет на протяжении всего пространства от Черного моря до Балтийского. По всем этим вопросам можно договориться»21. На следующий день Шуленбург встретился с Молотовым и предложил трехэтапный проект по улучшению советско-германских отношений: 1) заключение экономического соглашения, 2) улучшение отношений по линии прессы и 3) развитие культурных взаимоотношений в научной области. Шуленбург в свою очередь подчеркнул, что противоречий между Германией и СССР в отношении Балтики нет, равно как нет у Берлина планов, которые задевали бы советские интересы в Польше. Реакция Молотова была смешанной. Он одобрил стремление немцев улучшить отношения, но выразил сомнение в искренности и долгосрочности той явной перемены, что произошла во внешней политике Германии. В конце беседы Шуленбург «припомнил, что в свое время… вхождение СССР в известное соглашение с другими странами (намек на франко-советский пакт) создало затруднения для улучшения отношений между Германией и СССР»22.