– Ну я!.. – буркнул возлюбленный, неловко вставая, придерживаясь за тряский, запорошенный снегом заборчик, огораживающий газон. – Я вас!.. Ну!..

И побрёл, чуть пошатываясь.

– Я тебе позвоню! – крикнула ему в спину Ленка.

– Интересно, зачем ты ему звонить собралась, – проворчал отхихикавшийся Макс, разворачивая девушку к себе и прикладывая к скуле что-то жутко холодное. От неожиданности она даже зашипела сквозь зубы, скосила глаза – оказалось, что Петров успел слепить снежок, его-то и приложил. Снятые перчатки при этом он почему-то в зубах держал, потому и говорил невнятно. – Собираешься ему матч-реванш предложить? Да стой ты спокойно, не дёргайся. Синяк же будет.

– Он и так будет, – проблеяла Лена, послушно замирая сусликом.

Снег был обжигающе холодным, а вот рука Макса – кончиками пальцев он касался её виска и щеки – обжигающе горячей. И от такого контраста Ленку так и тянуло плечами передёрнуть.

– Что, большой опыт в получении фингалов? – нахмурился Петров. Она промолчала, только независимо дёрнула головой. И на этот раз Макс её удерживать не стал. – Ты дома всё-таки лёд приложи. Ещё бодяга хорошо помогает.

Бодяга, бодяга! Это с мужиками сплошная бодяга. Вот чего ему, заботливому такому, нужно? Или он это так, из вежливости?

***

– Не-е, не въезжаю я в эти страдашки, – заявила «борчиха»-Махрутка, критически рассматривая конфету.

Вообще-то, конфета была как конфета, шоколадная, с орешками, свежая – Ленка сама сегодня покупала и чего там рассматривать, не понимала совершенно.

– В какие страдашки ты не въезжаешь? – спросила Лена, локтём убирая со лба выбившиеся из «хвоста» прядки волос: на руках-то резиновые перчатки надеты, а те в порошке – раковину кухонную она чистила.

– Да вот этих, – медсестра кивнула на телевизор и, наконец, отправила конфету в рот. – Битый час лаются, а чего лаются, непонятно. Вот от этой, которая в розовом, ушёл вон тот, который в подтяжках, к той, что в шляпе. А та, от которой ушёл, отсудила у него мильон, прикинь! Целый мильон! И теперь жалобится, что тот, который в подтяжках, ей жизнь порушил и молодость сгубил. А чё жалобиться-то? У тебя же мильон есть! Любой мужик теперь твой и тьфу на эти подтяжки.

– Может, она любви хочет? – рассеянно отозвалась Ленка, не очень разобравшаяся в подтяжках и шляпах.

Да и вообще медсестру она слушала невнимательно, а происходящее в телевизоре Лену совершенно не интересовало, она больше к кабинету прислушивалась. Кажется, Эльза Анатольевна опять с кем-то ругалась по телефону. Вот уже три дня с её приступа прошло, а хозяйка всё названивала то одному, то другому, пыталась узнать, как связаться с певицей Степашкой. Все нервы себе измотала, бедная, даже осунулась и чувствовала себя нехорошо, но дела не бросала. И Макс, как назло, куда-то пропал, нет бы ему мать успокоить и к порядку призвать.

– Так кто ж её не полюбит-то с мильоном? – изумилась Махрутка, шумно прихлёбывая чай. – Вот если б у меня стока деньжищ было, то я б мигом кого надо в ЗАГС затащила.

– А кого надо?

– Там бы разобралась. Думаешь, чего я до сих пор мужа себе не сыскала? Да потому что голь перекатная. А те, кто страшную да нищую хотят взять, мне и даром не нужны. Не-ет, шутишь, что ль? Мне вот такого, как наш Макс, подавай, чтоб красивый, солидный, в костюме. Только богатые денежки любят ещё больше бедных.

– Ну так разбогатей, – посоветовала Ленка, пытаясь представить пару Махрутка–Макс.

Выходило не очень. Нет, пара-то наверняка получилась бы колоритной, но вот представляться она никак не желала.

– Легко сказать, мол, разбогатей, – кобылой фыркнула в чашку сиделка. – А как? Ну вот считай. Образование у меня медсестренское, ладно. Курсы физиомассажа закончила, тоже в плюс. Силой бог не обидел что стариков, что мужиков лежачих ворочаю, только в путь. Плотют, – она так и сказала, «плотют», – мне по самой высокой расценке. Но ведь больше, чем за одним не походишь.

– И тут платят по самой высокой расценке?

– Да не, Эльза ж не лежачая. Какая тут работа? Витаминчик уколоть, да давление померить. За это много не дадут.

– Тогда чего ж ты тут?.. – «Чаи гоняешь» Ленка проглотить сумела.

– Так о чём и толкую! – Махрутка постучала себя крепким коротким пальцем по лбу. – Всё едино сиделкой на хорошего мужа не заработаешь, так чего ломаться? Мне надо так, чтоб всё разом. И побыстрей бы. А то все уж девки замужние, одна я, как дура. – Медсестра тяжело вздохнула и вдруг затянула могучим шаляпинским басом: – Даже если вам немного за тридцать, есть надежда выйти замуж за принца… – Правда, выходило у неё почему-то на манер похоронного марша. – А чего наша барыня какой день кому-то названивает, не знаешь?

Ленка пожала плечами. Рассказывать Махрутке про певицу Степашку и парюру – загадочное всё-таки слово «парюра» – она, конечно, не собиралась. Да Лена даже Светланке ни словечком не обмолвилась. Правда, про Виталика тоже. Впрочем, о чем говорить-то, самой непонятно, как у них теперь, любимый трубку уже третий день не брал. К немалому ленкиному облегчению, между прочим. Она, может, и не против пострадать, что вот так криво у неё с любовью вышло, но ведь не страдалось, хоть плач! Хотя, как раз плакать и не получалось, наоборот, ей отчего-то даже весело было.

– Ладно, – медсестра выгребла из вазочки последнюю конфету, хорошо, Ленка догадалась не все выложить, половину припасла, – у вас тут неплохо, но я домой. Скоро «Страсти по Изабель» начнутся. Вот у них всё красиво и богато.

– И? – ничего не поняла Лена, занятая собственными мыслями.

– А у меня дома телевизор побольше, – отмахнулась Махрутка и пошла, не утрудив себя прощанием.

Правда, она и не здоровалась никогда.

Ленка помыла чашку, оставленную сиделкой, протёрла стол, не без удовольствия оглядела сияющую чистотой кухню, хоть сейчас рекламу снимай, и стянула перчатки. Ей бы тоже стоило домой собираться, дядюшка-то про вторую работу племянницы ничего до сих пор не знал, а узнал, вряд ли бы одобрил. Вот и приходилось врать про внезапно уволившуюся продавщицу из осеннего отдела, да про ночные ревизии. Один раз, когда всё с Элизой, драгоценностями и Виталькой случилось, дядя поверил, пусть и ворчал долго, а во второй раз может и не прокатить.

– Вы уже уходите? – спросила Элиза Анатольевна из кабинета, как будто подслушав ленкины мысли. – А задержаться не могли бы? Я как раз хотела попросить.

– Конечно! – отозвалась Лена с готовностью новобранца, которого сам генерал приказом осчастливил. – Что нужно сделать?

– Да фактически ничего. – Хозяйка сунула дужки очков в зубы. Выглядела она на самом деле неважно, даже постарела вроде бы. – Дело в том, что у меня скоро день рождения. Даже не юбилей, но Макс решил закатить грандиозную пьянку. Утешает, понимаешь, старуху.

– Ну что вы, Элиза Анатольевна…