Инструмент мелькнул в руках у тяпнутого, как уфокусника. Филипп Филиппович залез в глубину и в несколько поворотов вырвал изтела Шарика его семенные железы с какими-то обрывками. Борменталь, совершенномокрый от усердия и волнения, бросился к стеклянной банке и извлёк из неёдругие, мокрые, обвисшие семенные железы. В руках у профессора и ассистентазапрыгали, завились короткие влажные струны. Дробно защёлкали кривые иглы взажимах, семенные железы вшили на место Шариковых. Жрец отвалился от раны,ткнул в неё комком марли и скомандовал:

– Шейте, доктор, мгновенно кожу, – затемоглянулся на круглые белые стенные часы.

– 14 минут делали, – сквозь стиснутые зубыпропустил Борменталь и кривой иголкой впился в дряблую кожу. Затем обазаволновались, как убийцы, которые спешат.

– Нож, – крикнул Филипп Филиппович.

Нож вскочил ему в руки как бы сам собой, послечего лицо Филиппа Филипповича стало страшным. Он оскалил фарфоровые и золотыекоронки и одним приёмом навёл на лбу Шарика красный венец. Кожу с бритымиволосами откинули как скальп. Обнажили костяной череп. Филипп Филипповичкрикнул:

– Трёпан!

Борменталь подал ему блестящий коловорот.Кусая губы, Филипп Филиппович начал втыкать коловорот и высверливать в черепеШарика маленькие дырочки в сантиметре расстояния одна от другой, так, что онишли кругом всего черепа. На каждую он тратил не более пяти секунд. Потом пилойневиданного фасона, сунув её хвост в первую дырочку, начал пилить, каквыпиливают дамский рукодельный ящик. Череп тихо визжал и трясся. Минуты черезтри крышку черепа с Шарика сняли.

Тогда обнажился купол Шарикового мозга – серыйс синеватыми прожилками и красноватыми пятнами. Филипп Филиппович въелсяножницами в оболочки и их вскрыл. Один раз ударил тонкий фонтан крови, чуть непопал в глаз профессору, и окропил его колпак. Борменталь с торзионнымпинцетом, как тигр, бросился зажимать и зажал. Пот с Борменталя полз потоками илицо его стало мясистым и разноцветным. Глаза его метались от рук профессора ктарелке на инструментальном столе. Филипп же Филиппович стал положительнострашен. Сипение вырывалось из его носа, зубы открылись до дёсен. Он ободралоболочку с мозга и пошёл куда-то вглубь, выдвигая из вскрытой чаши полушариямозга. В это время Борменталь начал бледнеть, одной рукой охватил грудь Шарикаи хрипловато сказал:

– Пульс резко падает…

Филипп Филиппович зверски оглянулся на него,что-то промычал и врезался ещё глубже. Борменталь с хрустом сломал стекляннуюампулку, насосал из неё шприц и коварно кольнул Шарика где-то у сердца.

– Иду к турецкому седлу, – зарычал ФилиппФилиппович и окровавленными скользкими перчатками выдвинул серо-жёлтый мозгШарика из головы. На мгновение он скосил глаза на морду Шарика, и Борментальтотчас же сломал вторую ампулу с жёлтой жидкостью и вытянул её в длинный шприц.

– В сердце? – робко спросил он.

– Что вы ещё спрашиваете? – злобно заревелпрофессор, – всё равно он уже пять раз у вас умер. Колите! Разве мыслимо? –Лицо у него при этом стало, как у вдохновенного разбойника.

Доктор с размаху легко всадил иглу в сердцепса.

– Живёт, но еле-еле, – робко прошептал он.

– Некогда рассуждать тут – живёт – не живёт, –засипел страшный Филипп Филиппович, – я в седле. Всё равно помрёт… Ах, ты че…«К берегам священным Нила…». Придаток давайте.

Борменталь подал ему склянку, в которойболтался на нитке в жидкости белый комочек. Одной рукой – «Не имеет равных вЕвропе… Ей-богу!», – смутно подумал Борменталь, – он выхватил болтающийсякомочек, а другой, ножницами, выстриг такой же в глубине где-то междураспяленными полушариями. Шариков комочек он вышвырнул на тарелку, а новый заложилв мозг вместе с ниткой и своими короткими пальцами, ставшими точно чудомтонкими и гибкими, ухитрился янтарной нитью его там замотать. После этого онвыбросил из головы какие-то распялки, пинцет, мозг упрятал назад в костянуючашу, откинулся и уже поспокойнее спросил:

– Умер, конечно?..

– Нитевидный пульс, – ответил Борменталь.

– Ещё адреналину.

Профессор оболочками забросал мозг, отпиленнуюкрышку приложил как по мерке, скальп надвинул и взревел:

– Шейте!

Борменталь минут в пять зашил голову, сломавтри иглы.

И вот на подушке появилась на окрашенномкровью фоне безжизненная потухшая морда Шарика с кольцевой раной на голове. Тутже Филипп Филиппович отвалился окончательно, как сытый вампир, сорвал однуперчатку, выбросив из неё облако потной пудры, другую разорвал, швырнул на поли позвонил, нажав кнопку в стене. Зина появилась на пороге, отвернувшись, чтобыне видеть Шарика в крови. Жрец снял меловыми руками окровавленный куколь икрикнул:

– Папиросу мне сейчас же, Зина. Всё свежеебельё и ванну.

Он подбородком лёг на край стола, двумяпальцами раздвинул правое веко пса, заглянул в явно умирающий глаз и молвил:

– Вот, чёрт возьми. Не издох. Ну, всё равноиздохнет. Эх, доктор Борменталь, жаль пса, ласковый был, хотя и хитрый.

Из дневника доктора Борменталя

(Тонкая, в писчий лист форматом тетрадь.Исписана почерком Борменталя. На первых двух страницах он аккуратен, уборист ичёток, в дальнейшем размашист, взволнован, с большим количеством клякс.).

* * *

22 декабря 1924 г. Понедельник. Историяболезни.

Лабораторная собака приблизительно двух лет отроду. Самец. Порода дворняжка. Кличка – Шарик. Шерсть жидкая, кустами,буроватая, с подпалинами. Хвост цвета топлёного молока. На правом боку следысовершенно зажившего ожога. Питание до поступления к профессору плохое, посленедельного пребывания – крайне упитанный. Вес 8 кг (знак восклицат.).

Сердце, лёгкие, желудок, температура…

* * *

23 декабря.

В 8.30 часов вечера произведена первая вЕвропе операция по проф. Преображенскому: под хлороформенным наркозом удаленыяичники Шарика и вместо них пересажены мужские яичники с придатками и семеннымиканатиками, взятыми от скончавшегося за 4 часа, 4 минуты до операции мужчины 28лет и сохранявшимися в стерилизованной физиологической жидкости по проф.Преображенскому.

Непосредственно вслед за сим удалён послетрепанации черепной крышки придаток мозга – гипофиз и заменён человеческим отвышеуказанного мужчины.