не хочешь переезжать к Марте.

— А что, вариант оставаться мне дома вместе с ним, он не обсуждал?

— Алексей сказал, что об этом ты скажешь.

— Мам, но мне же правда лучше дома тебя дожидаться. А Градов пообещал, что будет со мной столько, сколько нужно. Мне только с тобой и Мартой нужно договориться.

— Кит, я очень доверяю Алексею, но у него же не было детей, мне кажется, что для него ты просто «взрослый маленького роста».

— Ну, не такого уж маленького, — возмутился я. — И я думаю, это лучше, чем думать, что человек моего возраста — это просто длинный грудной ребенок!

Мама засмеялась и обняла меня.

— Но ты же с ним не очень ладил. Мне казалось вы так и не подружились.

— Когда это было, — возразил я. — Меняются обстоятельства, меняются и отношения. Наш Старбог — ну, литру у нас преподает вместо русички, так Старобогатов говорит, что не меняются только дураки.

— И вот так за один день у тебя, умника, отношение к Леше поменялось?!

— Не за один день! Я его вспоминал, ты о нем рассказывала. Постепенно все произошло. Пожалуйста, мама, соглашайся!

— А как же нам с Мартой и Михаилом Марковичем все уладить? Ты же рассказывал, что они для тебя даже комнату приготовили, ждут!

— Градов сказал, я сам все должен уладить, и я это сделаю. Я бы все равно к ним не поехал, даже если бы не явился твой «сосед по парте». Кстати, ты знаешь, что Марта считает его моим дядей? И я не стал ей возражать.

— Ох, Кит! Заварил ты кашу!

— Ма, но я же согласен ее расхлебывать! Ты только разреши нам вдвоем тебя дожидаться.

Потом пришла очередь мне ожидать Градова возле больницы, а ему с мамой переговоры вести.

Градов рулит

Разговор с Мартой происходил хуже, чем с мамой. Я даже не предполагал, что нанес ей своим желанием остаться с Градовым такой удар по ее чувствам.

— Все! — сказала мне Серафима в тот же день. — Вот узнаешь теперь, как быть фаворитом в отставке.

Объяснение с Мартой я перенес очень тяжело, был сам не свой несколько дней. Надо сказать, Градов, несмотря на свою жесткость и прямоту, меня не трогал, и свои правила «общежития» объявил, когда я немного устаканился. Сказал, что главное всегда быть на связи и заранее говорить, что планируешь на следующий день.

Каждое утро мы выходили из дому вместе: я поворачивал налево — в школу, он направо — к троллейбусу. Уезжал куда-то в город, где, по его словам, нашел временную работу, и возвращался к шести.

В тот вечер, когда мы в третий раз за день ели яичницу, Градов сказал:

— Пора заканчивать с этой петушиной диетой. Что ты умеешь готовить?

— Варить картошку и макароны.

— Уже хорошо. Сегодня нам привезут пиццу, а завтра сварим борщ и гречневую кашу. Вот здесь — он выдвинул кухонный ящик, я кладу деньги на текущие расходы. Завтра по дороге из школы купишь себе всякие «чудо-йогурты» и другую молочную ерунду дня на три. И хлеб. На школьные обеды деньги нужны?

— Нет, у нас карточки.

После уроков мы немного побесились, изображая канатоходцев на заборчике за школой. Разыгрывали первенство между 7-б (нашим) и 7-в: я и Шишкарев против трех «вэшек». Я свалился третьим. А Шишкарев удержался до конца. Второе место досталось Витьке Мозговому из «вэ». Все было честно, но Витька страшный бузотер, и он стал орать, что Шишкарев кого-то задел рукой и потому на его победу нужно забить. И тут начался дурдом Ромашка! Девицы из «вэ» стали визжать и требовать, чтобы все начать заново. Я выбыл из строя, потому что упал не на газон, а на плитки, и расшиб колено. Шишкареву бодаться с «вэшками» одному не хотелось, поэтому он сказал: «Народ, без обид! Всем досвидос!». И мы свалили.

Как уговаривались, я позвонил из дому Градову, включил комп, решил, пока один, порубиться и заигрался.

* * *

Очнулся, когда услышал, как в коридоре хлопнула дверь. Он пришел, как обещал, в шесть, принес в объемистых пакетах продукты и сказал, что мы будем готовить борщ. Разделся, закатал рукава, вымыл руки и выложил в раковину какой-то силос. Потом нашел большую кастрюлю, загрузил туда кусище мяса, залил водой, поставил на огонь. Я стоял рядом, наблюдал.

— Хлеб купил?

А я только сейчас об этом вспомнил.

— Нет.

— Тогда давай за ним побыстрей.

— Поздно уже!

— Магазин через улицу!

— Там хлеб всегда черствый.

— Завтра купишь себе, какой нравится, а мне и черствый сгодится, только возьми черный, ржаной.

Я поплелся в коридор, натянул куртку.

— Деньги не забыл?

Возвратился, взял деньги.

Когда принес пол кирпича окаменелого хлеба, Градов бодро рубил на разделочной доске капусту.

— Ты сказал, что умеешь варить картошку. Возьми три-четыре, разрежь на четыре части и брось в кастрюлю.

— Но я же не умею варить борщ!

— Если умеешь варить картошку — технология та же.

Чистишь, моешь, режешь и бросаешь в воду, бульон, суп…

Градов оторвался о доски и выжидающе посмотрел на меня.

Я пожал плечами и полез в ящик за картошкой. Она была вся в земле и разная по размеру. Я подумал, что если за Солнце принять мяч, то можно выстроить парад всех восьми планет в соответствии с их размером.

— Никита, — окликнул меня Градов — Поскорей давай.

Я вздохнул, вытащил сетку с картошкой, уселся на табуретку и взялся за ножик. Но потом задумался, а куда очистки бросать? Градов взглянул на меня и без слов поставил рядом с пакетом ведро для мусора. Я с грехом пополам очистил Юпитер и стал искать глазами, куда бы его положить. Дотянулся до блюдца. Потом пришла очередь Сатурна, но ему на блюдце не хватило места. Пришлось встать и взять с сушилки тарелку. Градов ничего не сказал, только головой помотал. Я выбрал Уран и Землю и решил, что этого хватит. Пошел отмывать планеты под краном. Разрезал на тарелке и спросил:

— Так?

— Бросай в кастрюлю!

Я наклонил тарелку, и брызги кипятка полетели мне в лицо! Не успел я осмыслить происходящее, как услышал телефонный звонок и, утираясь, побежал в комнату. Звонила мама. Голос у нее был повышенно жизнерадостный. Она сказала, что в больнице стало теплее, соседки у нее прекрасные, а врач Гия очень внимательный. Потом пошли вопросы! Что я ел, что надел и все в таком роде. После меня трубку взял Градов и сказал, поворачиваясь в мою сторону: «Иди на