Разбудила меня Алиша: она нежно поглаживала мою руку и шептала: «Фароат, проснись…»

Стянув с головы мешок, тут же закрыл глаза, прячась от яркого солнечного света. Услышав смех девушки, решился снова взглянуть на мир вокруг. У костра, помешивая в котелке варево, сидел на корточках Мазий, все остальные ребята спали на земле в самых живописных позах, посапывая и похрюкивая.

– Пазака, прости, что разбудила, – проворковала девушка, а я после ее просьбы о прощении почему-то напрягся, приготовился услышать что-то неприятное. – Кому-то нужно отвести лошадей на водопой, – сказала она как ни в чем не бывало, продолжая перебирать сумки с запасами.

«Фу-ух, всего-то!»

– Буди всех! – махнул рукой и сладко потянулся.

Алиша завязала горловину очередной сумки, поднялась и, подойдя к спящим воинам, громко заголосила: «Бану! Бану!»

А понял я ее крик как «свет» или «день»[22]. Иногда так происходило: в разговоре будто все естественно понималось, а случись услышать одно непонятное слово, как тут же включался внутренний переводчик.

Ребята вскочили, едва стянули с голов мешки, как уже я закричал:

– Становись!

Они не поняли, чего я от них хочу, ведь и так стояли… Пришлось объяснить, что услышав эту команду от вождя, воины должны стать особым образом, так, как требуют обстоятельства. А сейчас можно стать всем вместе плечо к плечу. И Мазия пригласил присоединиться к ребятам.

В разведке плохому не научат. А учили меня, что командир, а тем более разведчик, должен особым образом формировать у рядового состава рефлекс на подчинение и безусловное исполнение команд. Солдат, рядовой должен как можно чаще слышать от командира приказы и привыкать исполнять их точно и в срок. Вот я и решил последовать этим рекомендациям и начать приучать ребят действовать вместе по моему приказу.

Мы разучили комплекс упражнений армейской утренней гимнастики, и я отметил, что им понравилось повторять за мной движения. Делали они это с вдохновением, как бы соревнуясь между собой. И даже Алиша временами отвлекалась от помешивания каши, чтобы повторить то или иное движение. А потом вместе мы повели лошадей на водопой.

Утро было прекрасное! Озеро чуть-чуть рябело от легкой зыби. Глаза невольно зажимались от ослепительного блеска солнечных лучей, сверкавших зайчиками в воде. Тальник и вязы купали ветви и корни, а кое-где берега поросли осокой и рогозом, за которым прятались водоплавающие птицы: тревожно крякали утки, и деловито клацала в ряске лыска. На солнце набегали иногда легкие облака, тогда и озеро, и храм на горе – все мгновенно темнело. Облака уходили – все опять блестело, и кроны деревьев, и трава обливались золотом.

Я разделся и полез в воду. Делать то же ребятам не приказывал, но за мной в водоем вошел Авасий, за ним Лид, а потом и остальные – вначале робко, а потом, бравируя друг перед другом удалью, погружались в теплую водичку градусов под двадцать пять (по моим ощущениям) с головой. Вдоволь наплескавшись, завели в озеро коней, обтерли мягкой травой и отогнали на выпас, оставив с ними Олкабу.

Завтрак не был долгим. Олгасий пошел к коням и сменил брата, а я в сопровождении ребят прогулялся к храму. Туда, по совету Лида, принес подношение – мешочек с просяными зернышками. Заметив местного служителя культа какого-то из богов, подошел к нему и попросил рассказать о Гелоне и его жителях. Выглядел тот обычным сколотом, только рубаха его спускалась ниже колен, и рукава, и низ той одежки были окантованы синей полоской шириной в два пальца. Жрец носил густые усы и бороду, полностью закрывающую тощую грудь. Взгляд маленьких глазок, спрятанных под опухшими веками, лучился доброжелательностью. Постоянно почесывая большой, крючковатый нос, он спокойно, размеренно ответил на все мои вопросы, и даже больше.

Эта часть Гелона была заселена чуть больше ста лет назад и продолжала расширяться, узнал я. Те хутора, что видел вчера у вала, появились там совсем недавно. За озером в десяти стадиях[23] живут и трудятся ремесленники, еще дальше, за их кварталом, тоже у вала живут гелоны. Сто стадиев на запад стоит старый город будинов, тоже хорошо укрепленный, а у южного вала живут добытчики бобров, но их поселение – небольшое.

* * *

Переждав полуденный зной, мы сели на коней и, с намерением посетить поселение гелонов, поехали на запад. Там можно было и купцов найти, и в войско вступить. Что делать стану, к чему сердце склоняется – еще не понял.

Вскоре услышали звон металла, глухие удары молотов, древесный скрип и невнятные крики, а чуть позже открылся вид на полуземлянки, укрытые прелой соломой, бараки, похожие на конюшни со стойлами, в которых трудились кузнецы, плотники, кожевенники, гончары и ткачи. На пригорке, за кузнями дымили куполообразные печи и горны. Когда наша кавалькада въехала в эту слободку, то от шума вокруг поначалу хотелось зажать ладонями уши. Отвык я от такого гомона. Война вспомнилась, взрывы… Невольно пустил Рыжика рысью и остановил коня только на выезде из этого промышленного ада. Мое внимание привлекли два десятка подвод, стоящих у дороги.

Почти все они имели дерюжные тенты, натянутые на дужки, две из них только загружались рыхлыми железными крицами. Один возок стоял чуть в стороне и выглядел красивее, роскошнее прочих: тент на нем когда-то был цветным, и дуги возвышались больше обычного, и борта украшены резьбой. У колеса сидел какой-то оборванец с железным обручем на шее. Я спешился и подошел к тому возку. Увидел открытые раны на шее бедолаги и следы от побоев на плечах. Почувствовав тяжелый, тошнотворный дух потного, давно не мытого тела, поморщился. Заметив это, человек горестно улыбнулся.

– Кто ты? – спросил я его.

– Раб уважаемого Аристида, купца из Ольвии, – с напускным безразличием ответил он.

«Раб?! – От услышанного тут же в висках замолотили молоточки. – Да как же можно человека так мордовать?!»

Удивление и негодование утихли, когда воспоминания Фароата о рабах в Ильмеке стали моими, но потребовалось какое-то время, чтобы усмирить свой гнев. Я присел на корточки перед измученным человеком, стараясь дышать едва заметно, поверхностно, и поинтересовался:

– Давно ты стал рабом?

– Год, как этот жирдяй таскает меня за собой. А до этого я был философом!..

Мне показалась, что на какой-то миг его глаза зажглись, но сразу же и угасли.

– И как ты стал рабом?

– Женщины и вино… Вино и женщины… – он попытался плавно взмахнуть перед собой рукой, но был настолько слаб, что движение получилось едва заметным, только кистью.

Не рассчитывая особо на успех, я поинтересовался: