Воин какое-то время тоже рассматривал и нас и трупы, что-то, видимо, решив, подошел ко мне и потребовал:

– Назовись!

– Фароат, сын Андарина, – не медля ответил я.

– Это твои воины?

Архонт спросил, как говорили в моей прошлой жизни – так, на всякий случай. Если у резиденции стояли его люди, то за моей спиной, естественно – мои. Но весь сарказм я предпочел оставить при себе. Вытянувшись, как перед высоким военным начальником, я твердо его заверил:

– Мои, архонт.

– Пусть возьмут с них, – он указал на тела, – по праву и зароют их без тризны на валу.

Я поймал вопросительный взгляд Лида и прикрыл глаза, давая свое добро. Братья и Мазий по его указке тут же приступили к сбору трофеев с убитых, а архонт снова оценивающе взглянул на меня и спросил:

– Ищешь службу?

Я решил свести нашу беседу к минимуму, поэтому ответил просто:

– Да, архонт.

Он кивнул, будто соглашаясь или одобряя, и поманил к себе недавнего собеседника:

– Аристид, иди к нам, – дождавшись, пока тот приблизился, продолжил: – Ты просил воинов? Эти пойдут с тобой…

Не прощаясь, архонт пошел к площади, за ним двинулись его воины, а названный Аристидом, покачивая головой, запричитал:

– Такой молодой… Наверное, ты и твои люди любят вино и много едят?

Напустив стали в глаза, я ответил:

– И вино пьют, и едят много! А сам я люблю монеты серебряные, а еще больше золотые!

– Монеты?! – пропищал Аристид. Похоже, услышав о деньгах, наш работодатель настолько сильно разволновался, что потерял голос.

«Не тот ли это Аристид – торговец из Ольвии?» – промелькнула мысль, и тут же я решил проверить свою догадку:

– Путь в Счастливую долог. Времена нынче неспокойные. Не каждый купец решится посетить воюющий с меланхленами Гелон. Твои товары, если сумеешь их довезти, там заберут дороже обычного…

Я угадал. Слушая меня, Аристид кивал, а когда я закончил предполагать, он вкрадчиво поинтересовался:

– Какой торговец учил тебя уму-разуму?

– Афросиб, – тут же ответил я, вспоминая наставления старого учителя Фароата.

Шел второй день пути, когда из окрестных пейзажей исчезли камышовые озерца и лиственные рощи. Теперь негде спрятаться от зноя и духоты. Рыжик машет головой, отгоняя назойливых мух и слепней. Из-под горячей попоны выбивается полоска пены, густая, как сметана. Идем пешком и ведем коней на поводу под крики погонщиков быков и лошадей Аристида.

Грек больше не высмеивает глупость сколотов, и в его глазах уже не вспыхивают огоньки удивления. Он почти не выходит из своей роскошной повозки. Ему пришлось нанять мой отряд. Именно нанять, а не взять в сопровождающие за еду и вероятность получить боевые трофеи. Когда он спросил, сколько стою я и мои люди, если на его родине всадник получает в день драхму, а гоплит до пяти оболов? Я не задумываясь поинтересовался:

– Скажи, Аристид, а сколько оболов в драхме?

– Шесть, – ответил он, не скрывая удивления. И не от того, что я не знал. Скорее, от моего интереса.

– Мне хватит шести оболов на каждого всадника, если на них я прочту надпись «ОЛВИ».

Аристида в тот момент чуть удар не хватил. По крайней мере, я даже заволновался о самочувствии торгаша: лицо его побледнело, потом на щеках и лбу проявились красные пятна, а рука потянулась к груди. Спустя мгновение он выкрикнул:

– Это больше, чем афинская драхма!..

Хорошо, что эллин не догадывался о моей полной неосведомленности. Когда он вещал об известных ему счетных мерах – минах[26] и талантах[27], я слушал, будто все это мне уже известно, с кислым лицом и прищуренными глазами. Зато потом он признался мне, как человеку, достойному узнать тайну: манипулируя обменным курсом, порой можно получить большую выгоду, чем просто продавая товар! Например, в Ольвии одну меру золота меняли на тринадцать серебра, а в Боспорском царстве такой обмен совершался один к десяти. На обмене меди на серебро тоже можно было заработать, но меньше, не более десяти процентов. Медная монета не считалась торговцами полноценной. Они-то уж знали, сколько стоят по отдельности чистая медь и олово! А какой сплав в храмовой или муниципальной монете, знали только те, кто ее отливал. Поэтому медные деньги носили вспомогательную функцию при обмене и копились только лишь бедняками. Мне пришлось вспомнить столь нелюбимый курс по кредитно-денежной системе капиталистических стран, и я невольно сравнивал медные деньги Ольвии с бумажными деньгами – банкнотами, когда их сжигает инфляция. А может, куда уместнее сравнить их с порченой, неполноценной монетой из низкопробного серебра? Для себя я определил правило не связываться с медными деньгами, поскольку, со слов Аристида, торговцы определяли рацио меди к серебру и сорок и тридцать к одному, а бывало и намного меньше. Вес медной монеты постоянно менялся и часто в сторону уменьшения.

Я внимательно слушал и кивал, когда он делал паузу и бросал вопросительный взгляд, мол, понимаю ли я? Ударили по рукам, сговорившись: пять оболов каждому воину, но при условии, что обеспечиваем себя едой и лошадей кормом сами.

Хромую кобылу я продал прямо там, где и получил работодателя – на площади Гелона за сотню монет. Тогда я узнал, что за хорошего коня просят от трехсот серебряных оболов. Не так уж и много, как казалось, когда еще не держал в руках тех денег. Маленькие серебряные монетки весили не больше грамма. Аристид выдал аванс – кожаный мешочек с тремя сотнями оболов. То была наша зарплата чуть больше, чем за девять дней сопровождения каравана грека. Потратились полученные деньги тоже быстро: добротные, из овечьей шерсти, выкрашенные синей краской плащи, например, обошлись нам по пятьдесят оболов, каждая овца из тех, что закупили мы в дорогу – по десять. За один литр дешевого вина торговцы просили половину обола, и пришлось покупать: мне это пойло не нравилось, но я понимал, что в пути тот кисляк все же придется добавлять в воду для дезинфекции. Горох, овес, просо и пшеница при переводе на понятные для меня меры веса обошлись от четверти серебрушки за килограмм овса и обол за ту же меру пшеницы.

Выдав аванс, эллин приказал быть на рассвете у южных ворот. Для верности, чтобы быть понятым правильно, он указал рукой направление и отправился по своим делам. Я и Авасий, получивший после стычки с Силаком и его людьми мое абсолютное доверие, продали лошадь, купили плащи и договорились с местным торговцем-будином, что ближе к вечеру по согласованным ценам заберем у него пять овец, вино, горох и фуражный овес.