– Не просветит ли ученый муж насчет того, какие деньги нынче у эллинов в ходу?

– Первый раз вижу сколота, интересующегося монетой! – удивился раб, но потом покорно кивнул и продолжил: – Разные. Каждый полис чеканит свою монету. Впрочем, дельфинов и стрелки не бери, их тут же поменяют на городские деньги с убытком для тебя, если ты собрался посетить Счастливую[24]. Из старых денег можно взять серебряные оболы с надписью «ОЛВИ», – он пальцем тщательно изобразил титул на земле, дорисовав еще один, и продолжил: – Бери также ассы с изображением змееголовой женщины, на них написано «В-Л-В-I», и мелкую монету, что только начали чеканить – халк и дихалк с ликами великих Аполлона и Деметры. Запомнил?

Я едва качнул головой, размышляя, что увидеть все, о чем рассказал философ, было бы неплохо.

– Еще, это важно, – словно собираясь с силами, раб сделал паузу, – другие деньги, даже золотые или серебряные из Херсонеса, Никеи, Пантикапея, любой другой чеканки нынче торговцы в Ольвии не возьмут. Их тут же нужно будет обменять на городские – медные или серебряные монеты, иначе – штраф.

– Спасибо, – буркнул я, а потом меня словно озарило вопросом: – Скажи, сколько стоит такой, как ты, раб?

– Всего пять ассов… – он взялся ободранными, в ссадинах руками за голову и прошептал: – Богатство…

– Прости! Денег у меня сейчас нет… – вырвалось само по себе оправдание тому равнодушию, что вот-вот последует от меня. Я, вдруг почувствовав себя виноватым перед этим человеком, поспешил вернуться к товарищам.

* * *

Философа было жаль, но сильнее я сокрушался, что не спросил у него о цене коня. Пока ехали к поселению гелонов, несколько раз напоминал себе, что на чужой каравай мне рот не стоит разевать, но мысль о продаже хотя бы одной лошади из табунка укоренилась: стрелы нужны, да и по мелочам всяким вроде плащей и хоть какой-нибудь сменной одежды прибарахлиться не помешало бы. Думать, правда, одно дело, а решать – совсем другое. Заставил себя сделать морду кирпичом, как говаривали в моей прошлой жизни о наглецах, не имеющих совести, и, подождав Лида, ехавшего на темно-коричневом скакуне за мной, спросил:

– Где возьмем стрелы и плащи, что обязательно пригодятся нам в пути, особенно если путь тот будет долгим?

– Еще вчера я думал обменять одну из кобыл на еду и одежду у пахарей. Сегодня ты вождь, рассуживать тебе… – ответил Лид не раздумывая.

– Решать, что делать с вашим имуществом? – удивился я, но спросил с улыбкой, как бы в шутку.

– Ты разделил с нами свою еду и ничего не попросил за это. Мы, сколоты, судим о вождях по их делам, – вернул улыбку Лид. – Давай избавимся от той, рыжей, что и сейчас плетется позади. Случись что, она нас только задержит. А стрелы можно попросить у архонта или его слуг. Слышал я, будто всем защитникам дают оружие…

Мы въехали в овражек с разбитой дорогой, покрытой огромными рыжими лужами. Лошади стали поскальзываться, и разговор наш прекратился. И ехали мы так из оврага да в балочку часа полтора. Небо успело потемнеть, ветер рвал с голов моих спутников тиары, а я думал: «Все! Пропали! Вымокнем, как крысы…» Но распогодилось. Ветер стал как будто утихать, и небо зарумянилось. Пушистые кучевые облака, обычно белые, переоделись в розовые платья. В воздухе запахло сыростью, как от большой воды – пруда или реки. Вскоре и балка закончилась, дорога уткнулась в деревянный мост на сваях, стоящий на речушке с быстрым течением под ним, а в тихих заводях украшенной белыми и желтыми цветами на широких листьях. За мостом, на горе виднелись черепичные крыши, краснеющие над валами в лучах заходящего солнца.

Вокруг города перед валом, по балкам и низинам, где журчала вода, расположились кибитки и возки. Там загорались костры и валил дым, ревели быки, переливчато ржали лошади. Дым смешивался с пылью, поднимаемой колесами повозок и копытами коней.

За валами прятались широкие улицы с большими домами, их крыши покрывала черепица, а не солома или рогоз. Домик в деревне из моего детства был меньше многих из тех жилищ, мимо которых мы проезжали. Отбеленные, может быть, совсем недавно стены кое-где пожелтели, а кое-где и закоптились. То тут, то там я замечал следы старых кострищ, а когда совсем стемнело, все поселение осветилось светом сотен разожженных костров. У одного такого огнища мы и заночевали. Не сами, конечно – в компании двух местных воинов. Они в эту ночь несли караульную службу на улице. И за приют мы отдарились вином и кашей. А у Евмела и Дидимоксарфа (запомнил с трудом, хоть и обладал в прошлой жизни отменной памятью) и дровишки нашлись, и в поместье за высоким забором его хозяин доблестных стражей к колодцу пустил.

* * *

На окраинах городка дома стоят за плетнями, а кое-где и с открытыми дворами, ближе к центру – высокими заборами. Возвращаться не хотелось. В тот момент передо мной весьма отчетливо встали два факта. Первый стал очевидным с момента моего прибытия в город: за мною следят. Кто и почему – это еще точно не установлено и просто выводит из себя, что никаких предположений у меня нет. Второй факт: я окружен. Впрочем, скажу точнее: окружен вниманием. Алиша бросает в меня частые взгляды, и что она хочет мне сказать? Почему просто не сделает это? Авасий, чувствуя, наверное, мою тревогу, старается держаться рядом, настолько близко, что уже сам становится причиной моего дискомфорта. Толкнул ворота, заперты. Я стукнул тяжелым железным кольцом о дубовое полотно калитки, раздался громкий собачий лай.

– Фароат, не нужно! – кричит Алиша из-за спин ребят.

– Молчи, женщина! Вождь знает, что делает.

Слышу голос Лида и признаю: скорее Алиша права, чем мой новый друг.

Щеколда изнутри стукнула, и калитка приоткрылась. Я толком и заметить за ней ничего не успел, как дверь захлопнулась, и тут же за забором, громче истеричного собачьего лая взвыла труба. На этот рев и прибежали стражники Евмел и Дидимоксарф.

Парни бежали резво и громко: топали и сопели. Увидев вооруженных всадников (меня они заметили позже), тут же остановились. Я вышел из тени забора и примирительно поднял руки вверх, сообщил им, что мы ищем место для ночевки, а стучался в калитку по делу – хотел попросить воды для лошадей. И если хозяину, так славно владеющему трубой, вдруг захотелось всполошить весь город, то мы к этой его причуде никакого отношения не имеем. Стражники, слушая, поначалу лишь сдержанно кивали, а когда я предложил им помочь найти для нас место ночевки, обещая разделить вино и кашу, оживились и указали на незанятое пока кострище.

Спустя два часа я уже жалел о том, что связался с ними. Вино закончилось быстро и в ход пошли высушенные ветки каннабиса[25]. Стражники бросали их на угли, становились рядом и, положив друг другу на плечи руки, накрывались плащами, вдыхали дым. Фароат еще не имел такого опыта, но был наслышан. В своем мире, в будущем, лишь однажды обонял похожий запах от смолящих самокрутку цыган. Поэтому я старался не дышать тем дымом и прогулялся с Алишей к лошадям. Долгих поцелуев и страстных объятий на этот раз не случилось: чувствовал – Алиша насквозь фальшивая! А почему? В голову ничего не приходило, никаких версий. Вернулись к костру, и я обнаружил ребят вовсю вдыхающими дурман вместе со стражниками. Нанюхавшись, они посидели у костра не долго, улеглись спать.