— Им скажи. Я знаю, что из тебя волхв, как из моего…

Он не договорил, а Олег выспрашивать не стал. Вокругвыворотня головы торчали плотно, для воды не осталось места.

— Откуда столько? — прошептал Олег с мукой. —Не ночь, а повылезли. Правда, небо в тучах, но все-таки светло!

— Хвороста набрал? — спросил Таргитай.

— Как я мог? — прошептал Олег яростно. — Тыдурак и лодырь, потому не зришь опасности. Упыри — самое большое зло! Богов ещене было, а мир уже был поделен между упырями и берегинями!

Таргитай скривился от мощного запаха. Хоть секиру вешай…Наверное, потому и живут здесь берегини?

— Почему не набрал? — спросил он.

— Упырей увидел, говорю тебе! Мы прошли через Болото,потому что они боятся солнца, но сейчас нагнало туч. Вдруг да хлынет ливень?

— В ливень даже лягушки скачут по берегу, — заявилТаргитай.

— Ежели лягухи, то и упыри…

— Это как два пальца замочить. За жабами и упыри неотстанут. Ты нагреби хворосту. Стемнеет, быть нам в Болоте.

Верхушки деревьев грозно зашумели. По Болоту прошла рябь,кувшинки с оставшимися лягушками заколыхались. Небо темнело быстро. Тучи ползлитемные и тяжелые, как грех. Над Болотом темнело, но упырь блестел, каксмазанный свиным салом, вокруг поблескивали такие же безволосые бородавчатыеголовы. Упырь приподнимался на всех четырех лапах, тяжело и надсадно квакал.Его живот с трудом отрывался от мокрого дерева, а покрытая слизью кожа сталаматовой, собралась складками.

— Во стая, — сказал Таргитай удивленно. —Сила! Гуртом и бога бить можно. Кто бы подумал, что в нашем Лесу столькогадости? В чужих — понятно, но чтобы в нашем?

Олег облизал пересохшие губы:

— Чую магические силы…

— Пойдем собирать хворост, — ответил Таргитай.

Когда стаскивали ветки, Олег держался к Таргитаю так близко,что тот не утерпел, зло отмахнулся. Волхв упал на спину, задрав ноги.

— Не лезь под руку!

— Я нечаянно…

— За нечаянно бьют отчаянно. Не жмись ко мне, как кбабе! Дам в лоб, и ухи отпадут.

Олег чуть отодвинулся, но когда плеск стал громче, волхв сновапугливо жался к Таргитаю, держа его как щит между собой и Болотом.

Последнюю охапку притащили вовремя: от костра остались однибагровые угольки. Таргитай набросал мелких щепочек, с силой подул, морщась отвзлетевшего пепла и страшно раздувая щеки. Угли покраснели, блеснул язычокогня.

Он добавил хвороста, сказал твердо:

— Большой огонь разводить не надо.

— А упыри?

— Найдут, не волнуйся! На всю ночь хвороста не хватит.А когда догорит последняя ветка, нас утащат сонными.

— Я не сомкну глаз! — вскрикнул Олег. Он дрожалкак осиновый лист. Тощие руки не находили места, он все время пересаживался,вытягивал шею.

— Вот и ладненько, — обрадовался Таргитай. —Последи за огнем. А я без сна помру. Я слабый. Мне надо много спать и вволюесть.

Он снова развязал мешок. За Олегом посматривал одним глазом.Говорят, за два года до рождения этого труса, однажды ночью была страшнаягроза, когда Небо любилось с Землей. Ветер ломал вековые деревья, срывалвершинки и уносил, тучи нависали на Большой Поляной страшные и грохочущие, отблеска молний было светлее, чем днем. Испуганные люди забились в норы и дупла,дрожали, пережидая грохот и начавшийся ливень. Но все-таки кто-то видел каксамая огромная молния ударила в дупло Дуболома, с небес донесся удовлетворенныйвздох, и тут же гроза стала затихать. Из дупла еще шел дым, когда людисбежались, вытащили обугленные тела. Уцелела только молодая дочь Дуболома.Волхвы хмурились и качали головами. И в самом деле, ровно через девять месяцевродила мальчика, на голове которого были ярко-красные волосики. Ребенок,родившийся от брака Неба и Земли, должен быть великим волхвом или великимгероем, как утверждали старики, такие дети еще в детстве, а то и в колыбелисовершают великие подвиги… Но в этот раз мудрые старцы ошиблись. Олег вырос огненно-рыжим,с красными как пламя вечернего костра волосами, но племя еще не видало такоготруса и никчему!

Олег походил по острову, собирая хворостинки, а когдавернулся, Таргитай уже спал, подогнув колени. Рот перекосился, мешок прижималобеими руками, будто собирался есть, не просыпаясь.

Таргитай тянул на голову шкуру, спасаясь от яркого света,умащивался, подтыкивал края, чтобы не дуло. Вдруг прижгло так, что услышалшипение и запах горелого мяса. Он дико заорал, открыл глаза.

Олег, бледный как смерть, раскорячился над едва тлеющимиуглями. Снизу его подсвечивало красным, лицо казалось залитым кровью.

— Уже утро? — спросил Таргитай в испуге. —Только глаза закрыл…

Из нижней губы Олега текла кровь, бородка слипласькоричневым клином. Он сказал хрипло:

— Думал, ты околел… Здесь были упыри! Собрались вокруг,тянулись… Я бросил последнюю хворостину, когда рассветало… Еще бы чуть…

Таргитай подул на обожженные пальцы, пожаловался:

— То-то мне всякая пакость мерещилась. Каюсь, грешил натебя.

Олег прошептал с ужасом:

— Как ты мог… Они так орали!

— Поспать я умею. Говорят, что я ни на что не годен.Дурость! Поспать и поесть — с кем угодно схлестнусь! Когда сплю, на мне хотьдрова руби!

Он зевнул, потянулся. Суставы затрещали, как деревья всильный мороз. Не глядя, пошарил в изголовье, нащупал сапоги. На ладониосталась слизь, словно по холявам проползли улитки. На дереве блестели мокрыепятна, гнилью пахло сильнее.

— Просыпаться не люблю, — объяснил Таргитай совздохом. — Все что-то требуют, орут, гонят, всегда недовольны… У тебя вмешке что-то осталось?

— Осталось. Я брал на неделю.

— Зачем еде пропадать? Развязывай.

Олег не двигался, глаза его медленно закрывались. Таргитайразвязал мешок волхва, а завязку бросил на деревья. От Болота несло гнилью.Таргитай повернулся к ветру спиной, налег на хвощ, перебивая вонь.

Олег вздрогнул, от непонятного хруста очнулся. Таргитайперемалывал крепкими зубами птичьи кости, облизывал залитые жиром пальцы. Губыблестели, словно всю ночь целовался с упырями. Он шумно чавкал, высасывая мозгиз костей, сопел, взрыгивал, обглоданные кости разбрасывал по всей поляне.

— Жрешь, как стадо свиней, — сказал Олег созлостью, — а что завтра есть будешь?

— Думаешь дожить? — удивился Таргитай.

Утро перешло в день, наконец Олег, не вытерпев, выхватил изего рук свой наполовину опустевший мешок. Небо оставалось в тучах, тамперемещались тяжелые массы, солнце редко проглядывало мутным пятном.